Гнев Диониса   ::   Нагродская Евдокия

— При чем же тут я? — спрашивает Латчинов с болезненной улыбкой.

— Помните наш недавний разговор? Я думала, что Старк ко мне совершенно охладел. Вы разуверили меня… а я скажу словами Жени: «Я, мол, ничего и не замечаю, а начнут подруги говорить — я и начинаю плести!»

— Значит, в чем же дело? — вдруг поднимает голову Латчинов.

— Да в том, что теперь пойдут такие сцены, что хоть вон беги, хуже прежних!

— Я заметил это, — тихо говорит он, опять опуская голову.

— Когда?

— Сегодня утром: я нечаянно поймал ваш взгляд… когда вы смотрели на Старка. Я краснею и закрываю лицо.

— Если бы вы знали, Александр Викентьевич, до чего я сама себе противна, но это более не повторится.

— Почему? Разве с этим можно бороться?

— И это говорите вы! Такой сдержанный, такой уравновешенный!

— Татьяна Александровна, иногда сдержанность и уравновешенность происходят только от «спокойствия отчаяния», когда человек останавливается перед глухой стеной. Но перед вами легкие ширмы, их стоит толкнуть…

— Да я не хочу совсем их толкать, мне этого не надо, это одни мгновения, которые мне досадны и неприятны.

— Чем больше я вас слушаю, друг мой, тем более я утверждаюсь в своей теории, — В какой теории?

— Позвольте мне вам ее изложить в другой раз. А теперь я вам советую… могу я посоветовать? Осчастливьте вы Старка, и дело с концом.

Он закрывает глаза и откидывает голову…

— Вы шутите, Александр Викентьевич?!

— Нимало, друг мой.