Гнев Диониса   ::   Нагродская Евдокия

Да, да, да… конечно, его жаль, да пусть в чужих жен не влюбляется. Я, может быть, эгоистка, но Илюша мне дороже, и пусть лучше Виктор Петрович пострадает. Ну, я и стала следить, когда он вернулся, все было ничего, а потом я испугалась…

— Чего?

— Да сама не знаю, когда мы разбирали ноты, на балконе, такое у вас было странное лицо.

— Какое же лицо?

— Да не знаю! Ну… просто не могу объяснить, и вдруг вы рассердились, что он ваше письмо дал прочесть какому-то господину, и таким голосом сказали:

«Я только для вас писала». Тут он сейчас обрадовался, засиял, даже этого господина начал расхваливать — все, значит, теперь ему хороши и милы…

— Полно, Женя.

— Да, да! — прыгала она, — я все, все сейчас замечу.

— Даже, что я Сидоренко полюбила?

— Милая, Таточка, простите меня, но у вас такое лицо, как будто вы влюблены…

— Какие же были признаки?

— Ах, да не знаю — что-то в глазах.

— Да это у меня лихорадка начиналась.

— Теперь-то я понимаю, а тогда я ужасно заревновала.

— К Сидоренко?

— Фу! За Илюшу, за Илюшу. Я готова была в этот вечер Виктору Петровичу голову оторвать. И она опять начала целовать меня.

— Только вы, Таточка, теперь не кокетничайте с ним, — говорит Женя просительно.

— Когда же я с ним кокетничаю?

— Нет, нет! Но вы тогда не знали, что он к вам неравнодушен! Это, впрочем, я по себе сужу.