Гнев Диониса   ::   Нагродская Евдокия

— Неужели, Татьяна Александровна, — наивно спрашивает она, — вы и мужчин рисовали голых?

— Случалось, Анна Петровна. В академии даже полагалось писать с натурщиков.

— Совсем голых?

— Совсем.

— Ах, как вы могли! Я бы упала в обморок! — восклицает она с ужасом.

Катя все молчит, потом вдруг обращается ко мне:

— Вы, Тата, увековечили всех нас, даже Михако и Кинтошку. Меня удивляет, как вы не заметили такого интересного лица, как у Старка.

— Да, Татьяна Александровна, это вы, действительно, «проворонили»! — восклицает Андрей.

— У меня есть в альбоме где-то набросок с него, — равнодушно говорю я.

— Если бы я была художником, я бы с него картину написала, — замечает Катя.

— Если вы желаете, я могу вам подарить набросок, если найду, — улыбаюсь я.

— Да, вы уж поищите и подарите мне. Я вставлю в рамку и повешу у себя над столом, — отвечает спокойно Катя, — Нет, подарите мне! — восклицает Андрей. — На что Кате? А мне — он друг!

— Я вам нарисую другой.

— Мне нарисуйте так, чтобы глаза хорошенько видны были! У него глаза — во!

И Андрей показывает два кулака.

— У него симпатичная рожица, — замечает Женя.

— А у тебя несимпатичная рожища! — объявляет Андрей.

Женя собирается что-то возразить, но Марья Васильевна энергично требует прекращения диспута.

Сегодня Женя поймала Сидоренко на набережной и, по моей просьбе, привела к нам, чтобы я могла окончить его портрет, А он немного осунулся.