JК
Искушение богини :: Гейдж Паулина
Страница: 545 из 665Вокруг бежали по стенам ее собственные изображения – неукротимые, всемогущие, – и перед ними застывали навеки побежденные враги. И все же мысли ее были мрачны, а квадратный подбородок прятался в раскрашенной ладони.
– Ах, Тутмос, – выдохнула она в непривычную тишину, – ну почему ты не мой сын!
Глава 24
Весной, когда Тутмос вернулся с Севера капитаном полусотни, Хатшепсут снова отослала его, на этот раз в пустыню, инспектировать пограничные крепости. Она знала, что причиняет боль Неферуре, которая простилась с ним в слезах, но чувствовала и другое: шорох, с которым начинало рушиться здание, возведенное ею с таким трудом, и близость перемен, сквозившую во всем – в воздухе, в застольных разговорах, в глазах людей. И она безжалостно приказала командиру Тутмоса не щадить царевича и не давать ему отдыха еще шесть месяцев. Ей и самой хотелось уехать куда-нибудь, все равно куда. Дворец угнетал ее, как каменная скорлупа, полная улыбающихся и кланяющихся змей; она все чаще и чаще ходила в храм, где в полумраке ждал ее Амон, ждал, чтобы поделиться с ней секретами своего бессмертного разума. Не забывала она и про свой храм, где день за днем стояла на коленях перед изображениями себя самой, своего отца и их бога, словно надеялась вырвать у идолов еще власти, еще времени. О, еще времени! В темных альковах святилищ и на крышах террас жрецы воспевали ее красоту и могущество, и музыка лилась на нее подобно золотому дождю.
– Ах, Тутмос, – выдохнула она в непривычную тишину, – ну почему ты не мой сын!
Глава 24
Весной, когда Тутмос вернулся с Севера капитаном полусотни, Хатшепсут снова отослала его, на этот раз в пустыню, инспектировать пограничные крепости. Она знала, что причиняет боль Неферуре, которая простилась с ним в слезах, но чувствовала и другое: шорох, с которым начинало рушиться здание, возведенное ею с таким трудом, и близость перемен, сквозившую во всем – в воздухе, в застольных разговорах, в глазах людей. И она безжалостно приказала командиру Тутмоса не щадить царевича и не давать ему отдыха еще шесть месяцев. Ей и самой хотелось уехать куда-нибудь, все равно куда. Дворец угнетал ее, как каменная скорлупа, полная улыбающихся и кланяющихся змей; она все чаще и чаще ходила в храм, где в полумраке ждал ее Амон, ждал, чтобы поделиться с ней секретами своего бессмертного разума. Не забывала она и про свой храм, где день за днем стояла на коленях перед изображениями себя самой, своего отца и их бога, словно надеялась вырвать у идолов еще власти, еще времени. О, еще времени! В темных альковах святилищ и на крышах террас жрецы воспевали ее красоту и могущество, и музыка лилась на нее подобно золотому дождю.