JК
Клубника со сливками :: Демидова Светлана
Страница: 20 из 54Дочь она назвала Евстолией, а сыновей – Гамлетом и Творимиром. Гамлет Васильевич любил к месту и не к месту повторять: «Быть или не быть, вот в чем вопрос!»
– Он что, уже…
– Да, он умер два года назад. Был старше мамы на пять лет.
– Это ты, Юрий? – послышался из комнаты старчески шуршащий, но еще вполне сильный голос.
– Я, мама! – отозвался Егоров, помогая Римме снять куртку. – Памперсы привез! – Он пятерней пригладил волосы и шепнул ей в ухо: – Ну, пойдемте знакомиться.
На широкой деревянной кровати на высоко приподнятых подушках лежала седовласая старушка, лицо которой в старых романах непременно назвали бы благообразным. Глубокие морщины, пересекаясь под самыми невообразимыми углами, образовали на нем сплошную сетку, которая почему-то совершенно не испугала Римму. Когда Евстолия Васильевна улыбнулась навстречу сыну, сетка морщин трансформировалась в лучи, бегущие во все стороны от удивительно живых глаз и очень бледных губ. Римма про себя назвала мать Егорова лучистой старушкой и тоже улыбнулась ей.
– Это Римма, моя сослуживица, – представил ее Егоров.
– Еще одна шлюшка! – констатировала Евстолия Васильевна, продолжая любезно улыбаться.
Римма вздрогнула, как от пощечины.
– Ну что ты такое говоришь, мама! – укоризненно произнес Егоров и, как показалось Римме, чересчур суетливым движением поправил ей подушки.
– То и говорю, что есть! Предыдущая была все-таки помоложе! Или мне показалось?..
– Он что, уже…
– Да, он умер два года назад. Был старше мамы на пять лет.
– Это ты, Юрий? – послышался из комнаты старчески шуршащий, но еще вполне сильный голос.
– Я, мама! – отозвался Егоров, помогая Римме снять куртку. – Памперсы привез! – Он пятерней пригладил волосы и шепнул ей в ухо: – Ну, пойдемте знакомиться.
На широкой деревянной кровати на высоко приподнятых подушках лежала седовласая старушка, лицо которой в старых романах непременно назвали бы благообразным. Глубокие морщины, пересекаясь под самыми невообразимыми углами, образовали на нем сплошную сетку, которая почему-то совершенно не испугала Римму. Когда Евстолия Васильевна улыбнулась навстречу сыну, сетка морщин трансформировалась в лучи, бегущие во все стороны от удивительно живых глаз и очень бледных губ. Римма про себя назвала мать Егорова лучистой старушкой и тоже улыбнулась ей.
– Это Римма, моя сослуживица, – представил ее Егоров.
– Еще одна шлюшка! – констатировала Евстолия Васильевна, продолжая любезно улыбаться.
Римма вздрогнула, как от пощечины.
– Ну что ты такое говоришь, мама! – укоризненно произнес Егоров и, как показалось Римме, чересчур суетливым движением поправил ей подушки.
– То и говорю, что есть! Предыдущая была все-таки помоложе! Или мне показалось?..