Кружево   ::   Конран Ширли

Пэйган часто поддразнивала Кейт, зная о тайных надеждах ее отца: «Когда станешь маркизой, спрашивай: „Где можно помыть руки?“, а не „Где тут сортир?“

— Какая разница, если люди понимают, что именно мне нужно? — сердито возражала ей Кейт, но по секрету от подруги читала романы Нэнси Митфорд, уясняя, что отличает людей из высших классов от тех, кто к этому классу не принадлежит. Кейт училась говорить «бумага для письма», а не «писчая бумага», пользоваться английским, а не французским словом для обозначения «салфетки» и предлагать гостям не просто «шерри», но «стаканчик шерри». Она попыталась поработать и над своим произношением, изменить акцент, перейти на медленную, растянутую речь, когда слова выговариваются безжизненно-вяло, а наполовину еще и проглатываются; но скоро поняла, что для нее это безнадежное дело. Высшие классы лишь делали вид, будто говорят на «королевском английском», на самом же деле они пользовались совершенно особым языком, который для непосвященных был тайной за семью печатями: столько в нем было всевозможных тонкостей и хитростей, познать которые можно было, только начав учить их с колыбели. Но гораздо хуже, чем просто не знать эти тонкости, считалось в «высшем свете» делать вид, будто знаешь, когда кто-нибудь начинал подражать, как обезьяна, произношению истинных знатоков этого особого языка. Попасться ничего не стоило: одной маленькой оговорки оказывалось достаточно, чтобы такое подражание становилось очевидным для всех. Стоило только, например, хотя бы раз назвать «эскадру королевских яхт» «королевским яхт-клубом» или же развесить семейные фотографии по стенам дома, вместо того чтобы расставить их на столах, комодах и полках в серебряных рамках от Эспри, — и все, вы были уже обречены.