Подпасок с огурцом   ::   Лаврова Ольга

Ким начинает нервно и беспорядочно метаться по комнате.

– Это я слышал, слышал. Естественный отбор – только пос­мертный. Надо, чтобы косточки твои сгнили, тогда человечество спохватится: был на свете большой художник Ким Фалеев. На шута мне посмертная слава, если сегодня я имею кукиш?

– Не нужна – не бери, – уже сердится Муза.

– Нет, возьму! Но возьму, пока живой! Искусствоведы обожа­ют писать: «Умер в нищете и безвестности». Не желаю подыхать в безвестности на радость будущим искусствоведам!

Он хватает фигурку и срывается вон, только грохает входная дверь.

* * *



Вдруг как-то неожиданно в деле наступает перелом. Хотя начи­нается знаменательное утро с события не столь уж впечатляюще­го.

Когда Зыков возил студентов на опознание копий, с ним непре­менно пожелали встретиться члены общественного совета музея – они горели стремлением помочь следствию. Зыков и думать о них забыл, а они дали о себе знать по междугородке. Оказывается, объявили собственный розыск, списались с любителями живопи­си и выяснили, что Плющевскому музею предлагали купить две картины. Копии того Врубеля и Венецианова, что были переве­шены Пчелкиным и уцелели.

– Те, что ворам не пригодились? – уточняет Зыков.

– Ну да. Предлагали письменно из Москвы. От имени Боборы­кина. Прикрылись уважаемой фамилией, понимаете?.. Письмо? Нет, не сохранилось, так как музей отказался, нет средств… За что же спасибо? Это наше кровное!

* * *



Возвратившись в Москву, Томин в форме и с об