JК
Первый любовник Англии :: Додд Кристина
Страница: 359 из 397Теперь ей опять нужно открыть рот и сказать целых два слова: «Не более?»
Доскинаспех сколоченной сцены скрипели под ногами. Вокруг стояли огромные канделябры, ярко освещающие актеров, однако места для публики тонули в темноте. Роузи казалось, что гробовая тишина зрительного зала поглощает воздух, и от этого начинает шуметь в ушах, а по спине бегают мурашки леденящего ужаса. Давняя спутница — паническая боязнь сцены — кажется, собралась вновь навестить Роузи.
Нет, ничего не выйдет. Сейчас ее время! Это время специально для нее, для Офелии! Как ни старалась она себя успокоить, из головы не выходила мысль, что никакая она не Офелия, а всего лишь Роузи. Роузи, трясущаяся от страха. Как в бреду, она отговорила еще семь строчек, обращаясь к Лаэрту, и на сцене появился сам дядюшка Уилл, играющий ее отца Полония. Роузи пришла в голову мысль, что после сэра Дэнни он действительно самый близкий ей человек, любящий ее, словно собственного ребенка. Дядюшка Уилл, то есть нет, Полоний, начал свой монолог, повествующий о страстном чувстве принца Гамлета. В голове Шекспира звучали те же самые нотки негодования, что и у сэра Дэнни, когда в реальной жизни он предостерегал свою приемную дочь от необдуманных поступков.
Наконец сцена подошла к концу, дядюшка Уилл улыбнулся, и Роузи убежала за кулисы, едва ощущая одобрительные рукопожатия своих товарищей.
* * *
Ворота во дворец Эссекса были широко распахнуты, и хотя из печных труб все еще вился легкий дымок, со стороны он казался всеми покинутым.
Доскинаспех сколоченной сцены скрипели под ногами. Вокруг стояли огромные канделябры, ярко освещающие актеров, однако места для публики тонули в темноте. Роузи казалось, что гробовая тишина зрительного зала поглощает воздух, и от этого начинает шуметь в ушах, а по спине бегают мурашки леденящего ужаса. Давняя спутница — паническая боязнь сцены — кажется, собралась вновь навестить Роузи.
Нет, ничего не выйдет. Сейчас ее время! Это время специально для нее, для Офелии! Как ни старалась она себя успокоить, из головы не выходила мысль, что никакая она не Офелия, а всего лишь Роузи. Роузи, трясущаяся от страха. Как в бреду, она отговорила еще семь строчек, обращаясь к Лаэрту, и на сцене появился сам дядюшка Уилл, играющий ее отца Полония. Роузи пришла в голову мысль, что после сэра Дэнни он действительно самый близкий ей человек, любящий ее, словно собственного ребенка. Дядюшка Уилл, то есть нет, Полоний, начал свой монолог, повествующий о страстном чувстве принца Гамлета. В голове Шекспира звучали те же самые нотки негодования, что и у сэра Дэнни, когда в реальной жизни он предостерегал свою приемную дочь от необдуманных поступков.
Наконец сцена подошла к концу, дядюшка Уилл улыбнулся, и Роузи убежала за кулисы, едва ощущая одобрительные рукопожатия своих товарищей.
* * *
Ворота во дворец Эссекса были широко распахнуты, и хотя из печных труб все еще вился легкий дымок, со стороны он казался всеми покинутым.