Берлинские похороны   ::   Дейтон Лен

За стойкой бара сидели пара туристов и журналист из Огайо по имени Петч. Один из туристов спросил, часто ли Петч бывает на «той стороне».

— Не очень, — сказал Петч. — Комми занесли меня в черные списки. — Он сдержанно засмеялся. Джонни Валкан выругался настолько громко, что бармен поднял голову, ухмыльнулся Джонни и сказал:

— Mir kann keener [9] .

Петч по-немецки не говорил и, следовательно, ничего не заметил.

Сегодня было много людей с радио: в спертом ночном воздухе американцы с грубоватыми акцентами своих отцов говорили на странных славянских диалектах. Один из них махнул через зал рукой Валкану, но за свой столик не позвал. Это все потому, что они считали себя культурными сливками города. На самом деле это были интеллектуальные легковесы, вооруженные несколькими тысячами словесных безделушек, годных лишь для светского трепа. Они не могли отличить струнного квартета от вокального трио.

Бармен зажег для него спичку.

— Спасибо, — сказал Джонни. Он отметил про себя, что в ближайшем будущем надо будет поближе познакомиться с этим барменом, и не для сбора информации — на такой низкий уровень он еще не опускался, — а просто потому, что в таком городе это облегчало жизнь. Он потягивал свое виски и размышлял о том, как умиротворить Лондон. Валкан был рад, что человек Доулиша возвращается в Лондон. Против англичан он ничего не имел, но с ними никогда не чувствуешь себя уверенно. А все потому, что они любители и гордятся этим.