Портрет Эль Греко   ::   Самбук Ростислав Феодосьевич

Так его научила мать: следует называть двойную цену, чтобы потом, торгуясь, сбросить.

— Ой, не смеши меня — пупок развяжется! — Старик прижал свободную руку к сердцу и вдруг заметил Надийку со второй подушкой. — И это тоже твоя? — Надийка кивнула, и человек рванул подушку из ее рук. — И вы хотите за эти старые вещи сорок рублей? Да я помру, если кто-нибудь даст за них хоть пятерку...

Ромко потянулся к подушкам, но старик поднял их выше.

— Отдайте! — решительно сказал мальчик.

— А где ты взял эти подушки, мальчик? Мне сердце подсказывает — краденые! Ай-я-яй, мальчик, как нехорошо красть...

— Это наши подушки! — выступила вперед Надийка.

— Ну, ваши, ваши... Но меня душит смех — сорок рублей... Я дам восемь и, клянусь, переплачиваю...

— За обе? — не поверил Ромко.

— А ты думал — за одну?

Толстая тетка с развешенными на левой руке платьями высунулась из-за старика. Проворно выхватила одну подушку.

— Сколько? — спросила.

— Пятнадцать... — не посмел уже назвать предварительную цену Ромко.

— Я же торгуюсь — не видите? — окрысился на нее старик. — Ну, детоньки, даю вам два червонца, и квиты..

Женщина переложила подушку на левую руку и хотела взять вторую.

— Двадцать пять. Беру я.

— Чего нос суешь? Разве не видишь, что я торгуюсь...

Ромко подпрыгнул и вцепился в подушку. Вырвал ее у старика.

— Давайте, тетенька...

Та, подобрав юбку, зажала подушку между ног.

Достала из-за пазухи два червонца и пятерку.