JК
Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица :: Нестерова Наталья
Страница: 22 из 214Снимай штаны, Гриша!
Мальчик испуганно вскочил:
— Вы чего? Вы чего?
Виктор сделал несколько шагов вперед. С ужасом я увидела, поняла по движению локтей, что он расстегивает ремень, вынимает его из брюк. Гриша тоже, как завороженный, наблюдал за действиями Виктора.
В тесной узкой комнате мебель располагалась по стенкам, и передвигаться можно было только по тропинке в середине. Поэтому мы выстроились в затылок: Виктор, я, Елизавета Григорьевна.
— Снять штаны! — гаркнул Виктор.
Очевидно, его лицо было не менее грозным, чем тон. Потому что Гриша стал спускать джинсы, пролепетал:
— И трусы?
— Трусы можешь оставить, — позволил педагог Макаренковской школы.
— Да что же это такое! — возмутилась я. — Немедленно прекратите! Не позволю!
Хотела броситься вперед, но мешала Елизавета Григорьевна. Она повела себя более чем странно. Не дала мне протиснуться, вдруг схватила меня за талию, удержала:
— Пусть, не мешайте!
Родная мать приветствует экзекуцию над собственным ребенком! Где это видано?
— Да вы! Вы! — задохнулась я от негодования и неожиданно бросила в лицо Панкиной то, чего ни при каких обстоятельствах нельзя было говорить. Даже после длительного заточения в лифте. — Вобла замороженная! Спирохета, а не мать! … Извините, пожалуйста!
Похоже, Елизавета Григорьевна оскорблений не услышала, она напряженно смотрела через мое плечо и крепко держала меня за пояс.
— Отпустите, в конце концов! Что вы себе позволяете!
Нет, клещами уцепилась.
Мальчик испуганно вскочил:
— Вы чего? Вы чего?
Виктор сделал несколько шагов вперед. С ужасом я увидела, поняла по движению локтей, что он расстегивает ремень, вынимает его из брюк. Гриша тоже, как завороженный, наблюдал за действиями Виктора.
В тесной узкой комнате мебель располагалась по стенкам, и передвигаться можно было только по тропинке в середине. Поэтому мы выстроились в затылок: Виктор, я, Елизавета Григорьевна.
— Снять штаны! — гаркнул Виктор.
Очевидно, его лицо было не менее грозным, чем тон. Потому что Гриша стал спускать джинсы, пролепетал:
— И трусы?
— Трусы можешь оставить, — позволил педагог Макаренковской школы.
— Да что же это такое! — возмутилась я. — Немедленно прекратите! Не позволю!
Хотела броситься вперед, но мешала Елизавета Григорьевна. Она повела себя более чем странно. Не дала мне протиснуться, вдруг схватила меня за талию, удержала:
— Пусть, не мешайте!
Родная мать приветствует экзекуцию над собственным ребенком! Где это видано?
— Да вы! Вы! — задохнулась я от негодования и неожиданно бросила в лицо Панкиной то, чего ни при каких обстоятельствах нельзя было говорить. Даже после длительного заточения в лифте. — Вобла замороженная! Спирохета, а не мать! … Извините, пожалуйста!
Похоже, Елизавета Григорьевна оскорблений не услышала, она напряженно смотрела через мое плечо и крепко держала меня за пояс.
— Отпустите, в конце концов! Что вы себе позволяете!
Нет, клещами уцепилась.