Похищение Данаи   ::   Соловьев Владимир Рудольфович

И что я такого им сообщила, что бы они сами не знали? Что ты, Саша, молчалив и одинок, как и все мечтатели, а ты, Глеб, евроцентрист и все западное предпочитаешь русскому, а Никита - циник и релятивист? Это же все общие характеристики, ни слова компры о поведении за границей. Кто-нибудь из-за меня пострадал?

- А о том, что мы с тобой там трахались, тоже сообщила? полюбопытствовал я.

- Даже это! Сама на себя телегу настрочила. В том смысле, что морально неустойчива.

И рассмеялась. А потом вдруг ни с того ни с сего заплакала. Странно все-таки видеть ее плачущей. Из таких гвозди делать - не было б крепче.

Лучше бы помалкивала. Одно - стучать по политической линии, а другое по интимной. Перестаралась - этого с нее никто не требовал. Конечно, секрет полишинеля, миловались у всех на глазах, гэбуха в лице Бориса Павловича лично наблюдала. Тем более - зачем сообщать?

Интересно, до сих пор с ними связана? Пусть гэбуха и накрылась, но бориспавловнчи живы-здоровы, снуют по имперскому пепелищу и тоскуют без настоящего дела.

- Теперь твоя очередь, - сказал Саша.

- Теперь очередь мертвеца, - сказал я. Оба на меня так и вскинулись.

- А ты будешь дельфийский оракул, - сказала Галя, вытирая глаза.

- Считай как хочешь. Вот что я нашел у него в мастерской. - И я вынул из кармана вдвое сложенную страничку из школьной тетради.

- Он успел сочинить завещание? - спросила Галя.

- Боюсь, что нет. Хоть и ждал, что его пришьют, но надеялся, что обойдется. Это письмо Лены. Судя по числу, за два дня до ее смерти.

- Кому? - спросил Саша.

- Никите.

- Дай мне! - И он потянулся за письмом. Я отдернул руку:

- Лучше я сам прочту.

- Как тебе удалось раздобыть? - спросила Галя.