JК
Золотая чаша :: Плейн Белва
Страница: 16 из 621Но Анжелика постоянно возвращалась мыслями к минувшей войне. Она хранила свои сожаления и гнев как старое поношенное пальто, и не желала с ними расставаться. А, может, просто не могла. Может, каким-то необъяснимым образом они служили ей своеобразной защитой.
– Да, в недобрый день мы приехали в Нью-Йорк, – сказала сейчас Анжелика. Она встала и подошла к окну, что делала наверное десяток раз за день. – Говорят, в этом году будет ранняя зима. Как представишь себе всю эту бесконечную слякоть…
Ее все еще красивое лицо, на котором, как первый признак старения, начала чуть заметно обвисать кожа на щеках, приняло унылое выражение, словно отразив представившееся ей уныние зимнего городского пейзажа.
– Ах, как тут не вспомнить о тех местах, где прошла моя юность. Наш очаровательный сад в новом Орлеане, журчание воды в фонтанах, – в голосе ее звучала тоска по этим давно ушедшим дням, по роскоши, на которую она тогда имела право. – Лужайки, лужайки до самой реки в нашем «Бо Хардин». Балы, слуги…
Рабы… Только она никогда не употребляла этого слова. Она сделала быстрое движение рукой, словно отмахиваясь пренебрежительно и от маленькой гостиной, которую Флоренс похвалила из самых добрых побуждений, и кухни, в которой их нынешняя прислуга-ирландка что-то резала, мурлыкая себе под нос песенку, и холла с папиными книжными шкафами.
– Здесь темно, – сказала Хенни, чувствуя, что больше не в силах выносить эти жалобы.
Она зажгла газовую лампу; с шипением вспыхнуло и взметнулось вверх голубое пламя.
– Да, в недобрый день мы приехали в Нью-Йорк, – сказала сейчас Анжелика. Она встала и подошла к окну, что делала наверное десяток раз за день. – Говорят, в этом году будет ранняя зима. Как представишь себе всю эту бесконечную слякоть…
Ее все еще красивое лицо, на котором, как первый признак старения, начала чуть заметно обвисать кожа на щеках, приняло унылое выражение, словно отразив представившееся ей уныние зимнего городского пейзажа.
– Ах, как тут не вспомнить о тех местах, где прошла моя юность. Наш очаровательный сад в новом Орлеане, журчание воды в фонтанах, – в голосе ее звучала тоска по этим давно ушедшим дням, по роскоши, на которую она тогда имела право. – Лужайки, лужайки до самой реки в нашем «Бо Хардин». Балы, слуги…
Рабы… Только она никогда не употребляла этого слова. Она сделала быстрое движение рукой, словно отмахиваясь пренебрежительно и от маленькой гостиной, которую Флоренс похвалила из самых добрых побуждений, и кухни, в которой их нынешняя прислуга-ирландка что-то резала, мурлыкая себе под нос песенку, и холла с папиными книжными шкафами.
– Здесь темно, – сказала Хенни, чувствуя, что больше не в силах выносить эти жалобы.
Она зажгла газовую лампу; с шипением вспыхнуло и взметнулось вверх голубое пламя.