Страница:
32 из 68
Мораль, заключавшаяся в этом письме, произвела на Бартека весьма слабое впечатление. "Ничего баба в службе не смыслит, - думал он, - а туда же суется". И воевал по-старому. Отличался он чуть ли не в каждом сражении, так что в конце концов на него обратили внимание люди поважнее Штейнмеца. Когда же потрепанные познанские полки были отправлены в глубь Германии, он по совету унтер-офицера подал "рекламацию" и остался в строю. Таким образом он очутился под Парижем.
Письма его теперь были полны презрения к французам. "В каждой битве они улепетывают, как зайцы", - писал он Магде. И писал правду. Но осада пришлась ему не по вкусу. Под Парижем приходилось по целым дням лежать в траншеях, слушать орудийную пальбу, частенько рыть окопы и мокнуть. А главное, было жаль прежнего полка. В том, куда его перевели в качестве добровольца, его окружали по большей части немцы. По-немецки он немного болтал и раньше, когда работал на фабрике, но, как говорится, с пятого на десятое. Теперь он стал делать быстрые успехи. Тем не менее в полку его звали ein polnischer Ochs, и только кресты и страшные кулаки защищали его от обидных шуток. Но после нескольких сражений он приобрел уважение новых товарищей и мало-помалу начал сживаться с ними. В конце концов его стали считать своим, так как он прославил весь полк. Бартек счел бы себя оскорбленным, если б кто-нибудь назвал его немцем, но сам он себя звал, в отличие от французов, "ein Deutscher"*. Ему казалось, что это совсем разные понятия, к тому же он не хотел, чтобы его считали хуже других.
|< Пред. 30 31 32 33 34 След. >|