Дары и анафемы   ::   Кураев Андрей

Они пришли в смешение, изойдя из разных миров, и должны расцепиться, развестись, разойтись, отправившись каждая в свою область: прах — к праху, божие — к богам… Спасение, как его понимает языческая философия, состоит в том, что моя душа — атман — должна потерять свою идентичность с моим телом и даже с моим самосознанием и через формулу «тат твам аси» (ты есть то») осознать своё единство с божественным Брахманом… Моё тело — это тюрьма, которая облекает и ослепляет мою душу, и поэтому надо их расщепить. Орфическая древнегреческая традиция это выразила в знаменитой формуле: «Тело — это тюрьма для души». Для греков это было очень убедительное выражение, поскольку тело — это swma («сома»), а тюрьма, могильный знак — это shma «сема» (отсюда слово «семиотика» — учение о знаках). Что ж, это даже звучит похоже: сома-сема; тело-могила… По замечанию платоновского Сократа, «тут уж ни прибавить, ни убавить ни буквы» (Кратил. 400с).

Соответственно, весть о том, что Христос воскрес, то есть вернул Свою душу в Своё тело, представляется безумием: это все равно, что современному человеку рассказали бы, как узник замка Иф после того, как прокопал стену своего застенка, вместо того, чтобы стать графом Монте-Кристо, вернулся в камеру и снова замуровал себя в ней…

Благовоспитанный греческий философ — это тот, кто стыдится своего тела [491] ; тот, чья душа жаждет оторваться от тела побыстрее и подальше. И вдруг ап. Павел говорит: Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа (1 Кор. 6, 19)? Тело — не тюрьма, а храм… Посетители ареопага сочли это скандалом…

И христиане, и язычники отдавали себе отчёт в этом разительном отличии. Язычники называли христиан «филосарками» — «любителями плоти» [492] . Августин же, приведя слова Вергилия о душе, заключённой «в глухой и мрачной темнице», замечает: «Наша вера учит иначе» (О Граде Божием. 14,3).