Диалоги (июль 2003 г.)   ::   Гордон Александр

Какая была первая запись в России на фонографе, известно, но это мало интересно, это был какой-то свитский генерал. Первая запись была сделана при дворе посланцем Эдисона. Из писателей же, может быть, одним из первых был записан ещё Полонский. Известна его запись, его рука в альбоме одного из коллекционеров, который имеет отношение к записи.

А.Г. Давайте мы сейчас пустим Льва Николаевича в студию в знаменитом отрывке «Не могу молчать».

Л.Ш. Давайте. Вы думаете, прямо так, без пояснений?

А.Г. Да, давайте послушаем.

(Отрывок).

А.Г. Почему не отрывок из «Анны Карениной», из «Войны и мира»? Почему не «Кавказские хроники»? Почему не «Хаджи Мурат»? Почему публицистика?

Л.Ш. Да потому что Толстой, в общем, очень честный человек, и он всё делает так, как на самом деле. Ему в это время были неинтересны уже ни «Анна Каренина», ни «Хаджи Мурат», ничего. Ему было интересно и очень важно то, о чём он говорит.

Обычно я предваряю запись, потому что сейчас она прозвучала, а люди то ли поняли, то ли нет, то ли услышали, то ли нет. А надо рассказать, как это получилось, а получилось это вот как. Утром приносят газету в Ясную Поляну, за завтраком Толстой разворачивает газету и читает заголовок о 20 казнях в Херсоне. Он говорит: «Ничего себе устроили жизнь, я уверен, что в России нет человека, который бы убил 20», – так ему казалось. А это всё делается незаметно. Судья там что-то выписывает, кто-то там заседает, несчастный палач вешает.