JК
Геннадий Зюганов: Правда о вожде :: Ильин Александр Алексеевич
Страница: 162 из 393Я взял его на работу в Гостелерадио, хотя мне и не рекомендовали…”
Время от времени Лапин крутил диск “вертушки”:
— Можно Михаила Андреевича?
Но Михаил Андреевич на связь так и не вышел, наше интервью с Лапиным не состоялось.
Для меня было странно узнать, что всесильный пред Гостелерадио, перед которым трепетали многие сотрудники, помнившие еще сталинские времена, даже на интервью для “Правды” должен был получить разрешение у М.А. Суслова. Но я многого не знал.
Сергей Георгиевич являл собою тот тип администратора, которые принятие политических решений полностью отдают на откуп верховным вождям, но и от нижестоящих, пусть даже и знаменитых сотрудников, требуют такого же, а может, и большего беспрекословного и добровольного подчинения.
И еще одна деталь тогдашней встречи.
Узнав, что я недавно из Ленинграда, Лапин вспомнил своих знакомых с берегов Невы — один из них, Арнольд Палей, оказалось, работал у нас в “Ленинградской правде” скромным заместителем ответсекретаря. Мой ответ явно польстил председателю: начинали, мол, вместе, а теперь — кто он и кто я?!
Ленинград, который, как прояснилось из разговора, не был чужд и С.Г. Лапину, после событий 1950-го, после, короче говоря, известного “ленинградского дела”, стал в партийных кругах своего рода ярлыком политического беженца, строптивца, бунтовщика против всемогущей, всевидящей власти московского центра; на всех нас, ленинградцев, он наложил свою потаенную печать.
Помню, как непросто притирался к Москве, ее административной иерархии, Юрий Петрович Воронов, гениальный поэт ленинградской блокады (так справедливо и честно назвал его другой талантливый поэт-блокадник Олег Шестинский).
Время от времени Лапин крутил диск “вертушки”:
— Можно Михаила Андреевича?
Но Михаил Андреевич на связь так и не вышел, наше интервью с Лапиным не состоялось.
Для меня было странно узнать, что всесильный пред Гостелерадио, перед которым трепетали многие сотрудники, помнившие еще сталинские времена, даже на интервью для “Правды” должен был получить разрешение у М.А. Суслова. Но я многого не знал.
Сергей Георгиевич являл собою тот тип администратора, которые принятие политических решений полностью отдают на откуп верховным вождям, но и от нижестоящих, пусть даже и знаменитых сотрудников, требуют такого же, а может, и большего беспрекословного и добровольного подчинения.
И еще одна деталь тогдашней встречи.
Узнав, что я недавно из Ленинграда, Лапин вспомнил своих знакомых с берегов Невы — один из них, Арнольд Палей, оказалось, работал у нас в “Ленинградской правде” скромным заместителем ответсекретаря. Мой ответ явно польстил председателю: начинали, мол, вместе, а теперь — кто он и кто я?!
Ленинград, который, как прояснилось из разговора, не был чужд и С.Г. Лапину, после событий 1950-го, после, короче говоря, известного “ленинградского дела”, стал в партийных кругах своего рода ярлыком политического беженца, строптивца, бунтовщика против всемогущей, всевидящей власти московского центра; на всех нас, ленинградцев, он наложил свою потаенную печать.
Помню, как непросто притирался к Москве, ее административной иерархии, Юрий Петрович Воронов, гениальный поэт ленинградской блокады (так справедливо и честно назвал его другой талантливый поэт-блокадник Олег Шестинский).