Главы о поэтике Леонида Аронзона   ::   Степанов А.

Таким образом, игнорирование этого природного акта оказалось бы литературно непоследовательным, изменой «внутренней правде» избранной художественной действительности / 50 /. Другой вопрос: не сгущает ли Аронзон краски при раскрытии данной тематики, в определенной степени нарушая впечатление естественности? – Но и тут ответ отрицательный: в его эмоциональной палитре не доминирует безысходность (значит, признание в собственном бессилии) – отношение к смерти принимает и вполне будничные и даже иронические формы, напр., в одном из стихотворений 1968 г.:

Хорошо на смертном ложе:

запах роз, других укропов,

весь лежишь, весьма ухожен,

не забыт и не закопан.

Но одно меня тревожит,

что в дубовом этом древе

не найдется места деве,

когда весь я так уложен.

В целом, однако, внимательную к смерти поэзию обычно относят к разряду трагической, не исключение и ситуация с Аронзоном. Переживание небытия оказалось одним из «фокусов», в котором пересекаются линии авторского зрения и который во многом определяет черты его видения.

«Пустота» у Аронзона отнюдь не лишена предметности, а напротив, густо населена как своими обитателями, так и плотной гаммой вызываемых ею эмоций:

Не смею доверяться пустоте,

ее исконной лживой простоте,

в ней столько душ, не видимых для глаза…

И если даже глаз не различит

…

то явный страх на души те укажет.

(«В пустых домах, в которых все тревожно…»)

В стихотворении «Душа не занимает места…» поэт подтверждает: «Скопленье душ не нарушает пустоты».