Графиня Де Шарни (часть 2)   ::   Дюма Александр

Тогда, не упоминая ни о короле, ни о королеве - для этого Мирабо был еще недостаточно близок к смерти, - он с изумительным красноречиемуглублялся в общие вопросы политики, и, в частности, толковал о том, как бы он повел себя по отношению к Англии, будь он министром.

Он был бы особенно счастлив, если бы ему удалось померяться силами с Питтом.

- О, этот Питт, - воскликнул он как-то раз, - это министр приготовлений: он управляет скорее посредством угроз, чем посредством истинных дел; будь я жив, я причинил бы ему немало огорчений.

Время от времени под окнами вспыхивали крики - народ печально взывал: "Да здравствует Мирабо!. - и в этих криках, похожих на молитву, звучала скорее жалоба, чем надежда.

Мирабо прислушивался и просил отворить окно, чтобы этот шум, служивший ему наградой за столько перенесенных страданий, достигал его ушей. На несколько мгновений он застывал, напрягал слух и протягивал к окну руки, словно впитывая и вбирая в себя все эти крики.

И Мирабо шептал:

- О добрый народ! Народ, оклеветанный, проклинаемый, презираемый, так же как я! Они забыли меня, а ты меня вознаграждаешь, и это справедливо.

Наступила ночь. Жильбер не желал покидать больного, он придвинул шезлонг к его постели и прикорнул.

Мирабо не возражал; с тех пор как он уверился в том, что умирает, он, казалось, больше не опасался своего врача.

Когда занялся рассвет, он попросил открыть окна.

- Мой милый доктор, - обратился он к Жильберу, - сегодня я умру.