JК
Графиня Де Шарни (часть 2) :: Дюма Александр
Страница: 354 из 517К тому же Барнав представлял Национальное собрание, его устами к народу обращалась верховная власть, и толпа попятилась: священник был спасен.
Он поднялся со словами:
- Вы сделали доброе дело, молодой человек, спасли мне жизнь. Старик будет молиться за вас.
И, осенив Барнава крестным знамением, он ушел.
Народ расступился и пропустил его, подчиняясь мановению руки и взгляду Барнава, который застыл подобно изваянию, воплощающему власть.
Когда старик удалился на безопасное расстояние, молодой депутат с самым спокойным и естественным видом вернулся в карету, словно даже не догадываясь, что только что спас человека от смерти.
- Благодарю вас, сударь, - сказала королева.
От этих слов по всему телу Барнава пробежала дрожь.
Мы прошли вместе с несчастной Марией Антуанеттой весьма долгий отрезок времени и можем сказать, что, наверно, она бывала красивее, но, бесспорно, никогда не была столь трогательна.
И впрямь, не царствуя как монархиня, она царствовала как мать; слева от нее был дофин, очаровательный белокурый мальчик, который с простодушием и беззаботностью, присущей ребенку, перелез с материнских колен на колени добродетельного Петиона, и тот смягчился до такой степени, что стал играть его кудрявыми волосами; справа - принцесса-дочь, вылитый портрет матери в расцвете юности и красоты.
Он поднялся со словами:
- Вы сделали доброе дело, молодой человек, спасли мне жизнь. Старик будет молиться за вас.
И, осенив Барнава крестным знамением, он ушел.
Народ расступился и пропустил его, подчиняясь мановению руки и взгляду Барнава, который застыл подобно изваянию, воплощающему власть.
Когда старик удалился на безопасное расстояние, молодой депутат с самым спокойным и естественным видом вернулся в карету, словно даже не догадываясь, что только что спас человека от смерти.
- Благодарю вас, сударь, - сказала королева.
От этих слов по всему телу Барнава пробежала дрожь.
Мы прошли вместе с несчастной Марией Антуанеттой весьма долгий отрезок времени и можем сказать, что, наверно, она бывала красивее, но, бесспорно, никогда не была столь трогательна.
И впрямь, не царствуя как монархиня, она царствовала как мать; слева от нее был дофин, очаровательный белокурый мальчик, который с простодушием и беззаботностью, присущей ребенку, перелез с материнских колен на колени добродетельного Петиона, и тот смягчился до такой степени, что стал играть его кудрявыми волосами; справа - принцесса-дочь, вылитый портрет матери в расцвете юности и красоты.