Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий   ::   Мечковская Нина

в способности к мистическому общению на незнакомом языке, Павел видит мистическую одаренность, позволяющую тому, кто наделен этим даром, приблизиться к Богу. Однако, по мысли Павла, церковь более нуждается в тех, кто может говорить на языке, понятном многим (в его терминологии — пророчествовать): «Кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом. А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя, а кто пророчествует, тот назидает церковь. <…>Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому говорящий на незнакомом языке молись о даре истолкования <…>я более вас всех говорю языками; Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Кор 14, 2—19).

Вместе с тем уже в «Новом Завете» отчетливо обозначилась и мистическая христианская струя — в «Евангелии от Иоанна» и особенно в «Откровении Иоанна Богослова (Апокалипсисе)».

Иоанн, любимый ученик Христа, — прототип аскета-прозорливца, «духоносного старца». Он единственный из апостолов, кого традиция называет Богословом — «за высоту его учения о Боге Слове» (как сказано о нем у одного церковного писателя). По данным С.С. Аверинцева, византийские авторы прилагают к апостолу Иоанну слово мист — термин, еще в дохристианские времена означавший посвященного в мистерию (ср. церк. —слав.