Эоловы арфы   ::   Бушин Владимир

Он смотрел и думал, какие из этих массивных каменных зданий за десять лет их стало, конечно, больше, и они ближе подошли к Эльберфельду - могут быть использованы правительственными войсками как укрытия для незаметного сосредоточения с целью штурма моста; он смотрел и думал, какие из этих прелестных зеленых лужаек скорее всего будут использованы для установки орудий, которые станут бомбардировать Эльберфельд; он смотрел и думал, что благороднейший византийский стиль нижнебарменской церкви не помешает противнику превратить обе ее колокольни в великолепные наблюдательные пункты... Он думал и о том, можно ли будет ружейным выстрелом снять наблюдателей с колоколен; и о том, достанет ли ядро мортиры до тех зеленых лужаек, вдоль и поперек истоптанных им в детстве; и о том, что надо усилить наблюдение за тем берегом - за барменским, за родным.

- Фридрих! - вдруг чей-то страшно знакомый сильный голос прервал его мысли. - Что ты там делаешь? А ну, поди сюда!

Энгельс поглядел вниз. Там, на дороге, ведущей в церковь (ведь сегодня воскресенье!), стоял, обернувшись к нему лицом, человек, которого он меньше всего на свете хотел сейчас видеть, - отец.

Подойти или нет? Ничего хорошего эта неожиданная встреча не даст, ничего. Но он вспомнил, что прошлой осенью, когда пришлось бежать от преследования властей из Кёльна и поселиться в Швейцарии, отец справлялся у друзей о его судьбе, просил адрес, чтобы послать деньги, и заплатил его старые долги. Он вспомнил, что Маркс в те дни писал ему в Берн: "Старик начинает испытывать за тебя страх". И, вспомнив это, решил подойти.

Отец отошел в сторонку от толпы, направлявшейся в церковь, и ждал. Фридрих сказал Хюнербейну и командиру отряда, что скоро вернется, и стал спускаться на ту сторону баррикады. Спустился, одернул сюртук и неторопливо направился к отцу.