Эоловы арфы   ::   Бушин Владимир

Некоторые из нас - и мы этим особенно гордимся - вошли в правительство, можно сказать, прямо из тюремных камер, где томились за свое участие в недавних героических, но безуспешных восстаниях на многострадальной баденской земле. Я имею в виду прежде всего нашего замечательного философа и журналиста Густава Струве...

Струве сидел рядом с Марксом. Крупный, седоватый, лет сорока пяти, он был одним из самых старших за этим столом. Ему явно польстило звание философа.

- ...известного журналиста, неутомимого Йозефа Фиклера...

Маркс поискал глазами Фиклера, но едва нашел, как оратор уже назвал новое имя.

- ...бесстрашного Карла Блинда, тоже журналиста...

Энгельс шепнул Марксу:

- У них что - все правительство из журналистов? Это правительство или редколлегия?

- Есть и адвокаты, - не шевеля губами, ответил Маркс.

Блинду было всего двадцать три года. Высокий, худой, словно состоящий из одних острых углов, он держался как-то особняком, независимо. Брентано недолюбливал его и опасался, мечтая поскорее как-нибудь отделаться от его присутствия в правительстве. Собственно, именно об этом он и сказал сейчас:

- На днях господин Блинд отправляется нашим послом во Францию. Мы и сожалеем об этом, так как лишаемся надежной опоры здесь, в Карлсруэ, но одновременно и радуемся, ибо никто лучше Блинда не сможет представлять нас в Париже.

Маркс и Энгельс переглянулись, и губы их чуть заметно дрогнули в усмешке: они поняли, почему у Руге в самый последний момент были отняты верительные грамоты.