Эоловы арфы   ::   Бушин Владимир

Слова не очень-то складны, но мы все равно распевали ее с великим рвением - это была наша "Марсельеза"... Когда нас было всего пять-шесть тысяч, пруссаков - около тридцати, когда нас двенадцать-тринадцать, их - шестьдесят. Словом, на каждого повстанца всегда приходилось по пять-шесть врагов.

Своим чутким юным сердцем Тусси поняла: раз Энгельс ушел в далекую страну своей молодости, то его не надо торопить оттуда, что он сам вернется, когда настанет время. Она лишь спросила:

- Мавр рассказывал, что ты с оружием в руках участвовал в четырех сражениях и все восхищались твоей храбростью. Это так?

Энгельс будто не расслышал ее слов.

- И вот когда на тебя идут пятеро, шестеро - шестеро прекрасно обученных профессиональных вояк, - а ты едва ли не впервые взял в руки ружье или саблю, то что же тебе еще остается, как не запеть, чтобы бросить им в лицо свое презрение, ненависть и одновременно - проститься с жизнью!

Каким-то незнакомым, надсадным и хриплым, словно перехваченным жаждой, отчаянием и ненавистью, голосом Энгельс запел:

От бесстыдной своры дармоедов

Надо нам Германию сберечь!

В бой за землю прадедов и дедов!

Не страшны нам пули и картечь!

Горящими глазами Тусси смотрела на него, слушала песню, боясь проронить хоть одно слово, пыталась представить картину неравного боя - и вдруг ей стало жарко: она физически ощутила накал давней молодой страсти, горевшей сейчас в Энгельсе.