Этюды любви и ненависти   ::   Дудаков Савелий

Аким Львович Волынский числился тогда председателем Союза писателей, а принимал посетителей в Доме искусств, где жил.

Однажды явился к нему старик, оборванный, трясущийся, в башмаках, обвязанных веревками, очевидно, просить о пайке – Буренин. Теперь, вероятно, мало кто помнит, что в течение долгих лет Волынский был постоянной мишенью буренинских насмешек и что по части выдумывания особенно язвительных, издевательских эпитетов и сравнений у Буренина в русской литературе едва ли нашлись бы соперники (Зин. Гиппиус – "Антона Крайнего" – он упорно называл Антониной Посредственной).

Волынский открыл двери и, взглянув на посетителя, молча, наклонив голову, пропустил его перед собой. Говорили они долго. Отнесся Волынский к своему экс-врагу исключительно сердечно и сделал все, что в его силах. Буренин вышел от него в слезах и, бормоча что-то невнятное, долго, долго сжимал его руку в обеих своих»53.

Из этой цитаты следует, что Буренин позволял себе антисемитские выпады и по адресу блестящего литератора Акима Волынского (Хаима Лейбовича Флексера); такие же выпады после Октябрьского переворота позволял себе другой сотрудник "Нового времени" – В.В. Розанов. К чести Акима Львовича Волынского и Михаила Осиповича Гершензона надо сказать, что они проявили к своим экс-врагам максимум великодушия согласно высшим принципам толстовства.

Вспоминал ли о своем еврействе сам Надсон? Не мог не вспоминать, а забыл бы, так напоминали бы.