JК
Наброски углем :: Сенкевич Генрик
Страница: 74 из 84Пьяна ты, что ли?
- Господи Иисусе, пресвятая богородица! - простонала Репиха,чувствуя, что последняя соломинка спасения выскользает у нее из рук. - Ясновельможный господин началь...
Но он действительно был очень занят: в это время уже начался рекрутский набор, было много дела, кроме того, по своему положению он должен был дать бал в Ословицах, а эту женщину он все равно не мог понять, поэтому он махнул рукой и воскликнул:
- Все водка, водка! А ведь совсем еще молодая и красивая. - И потом, обернувшись к Репихе, прибавил таким тоном, что сна готова была сквозь землю провалиться: - Когда протрезвишься, обратись в волостной суд, а он пусть представит твою жалобу мне.
И поспешил дальше, а за ним и просители, повторяя:
- Господин начальник! Одно словечко, господин начальник! Будьте так милостивы, господин начальник!
Но вот коридоры опустели. Везде стало тихо, только ребенок Репихи стал громко кричать. Наконец, она очнулась точно после глубокого сна, встала, подняла ребенка и каким-то чужим голосом принялась его убаюкивать:
- А-а, а-а, а-а!
Потом вышла на улицу. Небо заволокло тучами, где-то вдалеке гремело. Было душно.
Что происходило в душе Репихи, когда она шла снова мимо реформатской церкви, возвращаясь в Баранью Голову, я не берусь описывать. Вот если бы панна Ядвига очутилась в подобном положении, тут уж я написал бы сенсационный роман, в котором доказал бы самым ярым позитивистам, что еще существуют на свете идеальные существа. Но панна сумела бы разобраться в своих впечатлениях.
- Господи Иисусе, пресвятая богородица! - простонала Репиха,чувствуя, что последняя соломинка спасения выскользает у нее из рук. - Ясновельможный господин началь...
Но он действительно был очень занят: в это время уже начался рекрутский набор, было много дела, кроме того, по своему положению он должен был дать бал в Ословицах, а эту женщину он все равно не мог понять, поэтому он махнул рукой и воскликнул:
- Все водка, водка! А ведь совсем еще молодая и красивая. - И потом, обернувшись к Репихе, прибавил таким тоном, что сна готова была сквозь землю провалиться: - Когда протрезвишься, обратись в волостной суд, а он пусть представит твою жалобу мне.
И поспешил дальше, а за ним и просители, повторяя:
- Господин начальник! Одно словечко, господин начальник! Будьте так милостивы, господин начальник!
Но вот коридоры опустели. Везде стало тихо, только ребенок Репихи стал громко кричать. Наконец, она очнулась точно после глубокого сна, встала, подняла ребенка и каким-то чужим голосом принялась его убаюкивать:
- А-а, а-а, а-а!
Потом вышла на улицу. Небо заволокло тучами, где-то вдалеке гремело. Было душно.
Что происходило в душе Репихи, когда она шла снова мимо реформатской церкви, возвращаясь в Баранью Голову, я не берусь описывать. Вот если бы панна Ядвига очутилась в подобном положении, тут уж я написал бы сенсационный роман, в котором доказал бы самым ярым позитивистам, что еще существуют на свете идеальные существа. Но панна сумела бы разобраться в своих впечатлениях.