Страница:
352 из 535
Мне представляется, что следует иметь в виду вот что: Шварц писал свою пьесу для того поколения интеллигенции, для которого музыкальное образование (хотя бы домашнее) ещё воспринималось как культурная норма: девочка из хорошей семьи должна была уметь играть на фортепьяно. Обычно всё ограничивалось кое-какими навыками «владения инструментом», однако школьные упражнения оставались в памяти навсегда — этюды Черни, полонез Огинского, и, разумеется, бетховенская «К Элизе». Это имя вполне годилось в качестве ключа: даже у среднепросвещённого читателя (или читательницы) оно вызывало весь набор «европейских» культурно-музыкальных ассоциаций. Разумеется, это имя можно воспринимать и как оценку уровня «европеизированности» России, отнюдь не превышающий уровень «маленькой вещицы» Бетховена.
Эпизод третий: символы и магические предметы
ШАРЛЕМАНЬ: Садитесь, друг мой. Я люблю странников. Это оттого, вероятно, что я всю жизнь прожил, не выезжая из города. Откуда вы пришли?
ЛАНЦЕЛОТ: С юга.
Евгений Шварц, «Дракон».
…И тогда повеет ветер странный,
И прольётся с юга страшный свет:
Это млечный путь расцвёл нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом
Путник, скрыв своё лицо, но всё пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Николай Гумилёв. «Память».
Тема «магических предметов», совершенно естественная и органичная для волшебной сказки, неизбежно проблематизируется в сказке литературной, и тем более — в аллегории.
Перед боем с драконом Ланцелоту вручаются четыре магических предмета.
|< Пред. 350 351 352 353 354 След. >|