JК
Роковой бриллиант дома Романовых (Курьер царицы) :: Рэтклиф Джон
Страница: 77 из 231Мы гражданки и чувствуем, что царский режим не давал нам возможности дышать.
Корсаков рассмеялся. Но в его смехе, в который ворвался треск ружей и пулеметов с близлежащих улиц, послышалось нескрываемое удовольствие. Он импульсивно поднялся и налил шампанского в свой пустой бокал, бросив высокомерный и недовольный взгляд на прислуживающего черкеса. Но тот все время только прислушивался к надвигающемуся ближе уличному бою.
- Мои дорогие амазонки, - сказал генерал, намекая на ту роль, которую Александра и Настя играли в женском "батальоне смерти", - мои храбрые амазонки, пью за здоровье и процветание императора Николая и его августейшей супруги, предполагая, что она вовсе не была другом немцев, какой ее сейчас изображают.
Настя пожала плечами. Корсаков приложил бокал к губам. Но никто не последовал его примеру. Каждый глядел на своего соседа. Может быть, никто не осмеливался выдать своих сокровенных чувств, - ни тайный советник Звегинцев, последний довоенный губернатор Лифляндии, ни граф Руджиевец, член итальянской военной миссии. Тогда неожиданно поднялась княгиня Сулковская, взяла свой бокал в руки и ответила:
- Я могу себе представить, что мы можем жить и при демократическом строе, но умереть мне хочется только под знаменем, на котором будет написано: "За веру, царя и отечество".
Корсаков рассмеялся. Но в его смехе, в который ворвался треск ружей и пулеметов с близлежащих улиц, послышалось нескрываемое удовольствие. Он импульсивно поднялся и налил шампанского в свой пустой бокал, бросив высокомерный и недовольный взгляд на прислуживающего черкеса. Но тот все время только прислушивался к надвигающемуся ближе уличному бою.
- Мои дорогие амазонки, - сказал генерал, намекая на ту роль, которую Александра и Настя играли в женском "батальоне смерти", - мои храбрые амазонки, пью за здоровье и процветание императора Николая и его августейшей супруги, предполагая, что она вовсе не была другом немцев, какой ее сейчас изображают.
Настя пожала плечами. Корсаков приложил бокал к губам. Но никто не последовал его примеру. Каждый глядел на своего соседа. Может быть, никто не осмеливался выдать своих сокровенных чувств, - ни тайный советник Звегинцев, последний довоенный губернатор Лифляндии, ни граф Руджиевец, член итальянской военной миссии. Тогда неожиданно поднялась княгиня Сулковская, взяла свой бокал в руки и ответила:
- Я могу себе представить, что мы можем жить и при демократическом строе, но умереть мне хочется только под знаменем, на котором будет написано: "За веру, царя и отечество".