Секретный узник   ::   Парнов Еремей

Особое, обостренное тюрьмой чувство, когда фальшь и неискренность сразу бросаются в глаза, царапают сердце. Долой успокоительную ложь! Но умолчать, о многом умолчать он может. Пусть все же думают, что ему здесь лучше, чем на самом деле. Да и нельзя писать на волю о жизни в полицейской тюрьме.

"Свое предварительное заключение, - он находит, кажется, нужную формулировку, - переношу с величайшим хладнокровием и наряду с само собой разумеющимися обязанностями, которые у меня здесь имеются, занимаюсь чтением книг".

Пусть пришлют ему несколько хороших романов и пьес. Это дозволяется, если, конечно, книги не имеют особой политической окраски. Так он сначала мысленно, а потом уже на бумаге оттачивает фразу за фразой. Каждое слово должно быть точным, единственно необходимым. Нельзя дать цензуре повод для придирок, по необходимо и сказать все, что нужно сказать. К тому же, он не может позволить себе перечеркивать написанное. Каждый клочок бумаги драгоценность, а каждое письмо может стать последним.

Итак, "чувствую себя хорошо, поскольку всегда был очень крепким". Это чистая правда, и дома все поймут как надо. Но чтобы они не толковали это его "поскольку" чересчур расширительно, не придавали этому слову смысл "несмотря на все мучения", придется приписать в конце: "Но подчеркиваю, что для какого-либо беспокойства с твоей стороны пока нет никаких оснований".

Итак, подготовительная работа закончена! Можно приниматься за письмо. Это приятная минута.