Семнадцатый самозванец   ::   Балязин Вольдемар

Только он затянул златотканый кушак, как тот же хлопчик возник на пороге и низко поклонившись, сказал:

- Иван Васильевич Московский до вашей милости. Адам Григорьевич погладил усы, велел:

- Проси.

Анкудинов вошел быстро. Здороваясь, чуть наклонил голову, взглянул сумрачно. Кисель шагнул навстречу, протянул руку, проговорил душевно:

- Поздорову ли, князь Иван Васильевич?

- Спаси бог на добром слове, Адам Григорьевич.

Поглядели друг на друга внимательно. Тимоша, как и прежде, недовольно, Адам Григорьевич, как и прежде, - ласково. Тимоша будто ненароком коснулся пальцами золотого креста, что висел у него поверх кафтана.

Остановившись перед дверью в соседний покой, Адам Григорьевич спросил участливо:

- Ай, чем недоволен, Иван Васильевич?

Анкудинов, поглядев строго, сказал громко:

- Не холоп я, Адам Григорьевич, и не слуга твой. А корм мне и дворянину моему идет не по достоинству, а будто мы простые мужики или казаки.

- И только-то? - засмеялся Адам Григорьевич. - Ну, эта кручина - не беда, князь. Чего раньше-то не сказал?

- Гонор шляхетский и у меня есть, пан Адам. Христарадничать князья Шуйские и в нужде не обыкли.

- Да что ты, князь! Корм тебе я со своего стола посылаю. Да дело-то в том, что сам я в яствах и брашнах умерен, говяды и в мясоед не вкушаю, в вине воздержан, пища моя - хлеб, молоко, да то, что с огорода и с бахчи на стол идет.

Кисель обнял Тимошу за плечо:

- Стар я стал, забываю, что в молодые годы и я - попить-поесть любил. А ведь вы - люди молодые; вас молочком да дыней - не насытишь.