Старый слуга   ::   Сенкевич Генрик

Ксендз Людвик, потеряв терпение, заметил:

- Ну и лжешь ты, Миколай, словно особое жалованье за это получаешь.

Старик нахмурился и хотел было огрызнуться, но так как ксендза он побаивался и уважал, то решил смолчать, однако, желая загладить свои слова, через минуту прибавил:

- Вот то же самое говорил и капеллан ксендз Секлюцкий. Раз как ткнул меня австрияк штыком под двадцатое, то-бишь под пятое ребро, стало мне худо. Ну, думаю, придется помирать - и исповедуюсь в грехах своих всемогущему господу богу перед ксендзом Секлюцким, а ксендз Секлюцкий слушает, слушает да под конец и говорит: "Побойся, грит, ты бога, Миколай: да ты же все солгал!" А я ему на это: "Может быть, но больше я ничего не помню".

- И вылечили тебя?

- Ну вот, вылечили, вылечили! Чего меня лечить? Я сам себя выходил. Намешал два заряда пороху в мерочку водки да как глотнул ее на ночь, так на другой день встал здоровехонек, что твоя рыбка.

Я бы и больше наслушался этих небылиц и больше бы их записал, если бы ксендз Людвик - не понимаю, кстати, почему - не запретил Миколаю их рассказывать, боясь, что они "окончательно вскружат мне голову". Бедный ксендз Людвик, будучи ксендзом и мирным деревенским жителем, не знал, во-первых, что у каждого юноши, которого буря выгоняет из тихого семейного уголка на широкую арену жизни, неизбежно не раз будет кружиться голова, а во-вторых, что кружат головы отнюдь не старые слуги и их рассказы.