JК
Русский камикадзе :: Рощин Валерий
Страница: 124 из 312Стая гогочущих самцов подхватила девицу, стала рвать на ней одежду, поволокла к машинам…
Майская исчезла из поля зрения Валерона, и этобыло даже к лучшему — теперь ее худенькая фигурка не мешала, не маячила перед целями на линии огня. Не сбавляя темпа ходьбы, он поднял пистолет и… выругался — стрелять с левой руки оказалось чертовки неудобно, непривычно.
— Юлька права… Мы дали клятву!.. — прошептал Валерка и методично, с интервалом в два шага стал нажимать на спусковой крючок…
Очень долго он не мог вспомнить того, что с ним произошло; не мог определить скорости течения времени; не в состоянии был разобрать лиц, иногда нависавших над ним. Сознание покидало, оставляя один на один с липкой черной пустотой, потом медленно возвращалось, дразня светлыми пятнами пробуждения, далекими звуками, голосами.
Окончательно открыв глаза, Белозеров увидел голубое небо; понял, что жив; ощупал землю, потом себя… Грудь отдавала болью при каждом вдохе; все тело ныло, как одна большая ссадина; голова раскалывалась, точно на лоб давила пудовая гиря.
Он кое-как поднялся, сел…
— Палермо! — вдруг возник перед ним Валерон, — наконец-то, хоть ты очухался. Плохо дело, Палермо! Вставай!..
Но встать он не сумел — ноги не держали, перед глазами плыли круги…
— Ладно, посиди пока, — произнес друг, — и послушай… Ты слышишь меня?
Павел слабо кивнул.
— Плохи дела, — повторил тот, — я, кажется, убил Хлебопёка. И еще четверых завалил — здорово подранил, того и гляди подохнут. Остальные сбежали, попрыгали в машины и смотались.
Майская исчезла из поля зрения Валерона, и этобыло даже к лучшему — теперь ее худенькая фигурка не мешала, не маячила перед целями на линии огня. Не сбавляя темпа ходьбы, он поднял пистолет и… выругался — стрелять с левой руки оказалось чертовки неудобно, непривычно.
— Юлька права… Мы дали клятву!.. — прошептал Валерка и методично, с интервалом в два шага стал нажимать на спусковой крючок…
Очень долго он не мог вспомнить того, что с ним произошло; не мог определить скорости течения времени; не в состоянии был разобрать лиц, иногда нависавших над ним. Сознание покидало, оставляя один на один с липкой черной пустотой, потом медленно возвращалось, дразня светлыми пятнами пробуждения, далекими звуками, голосами.
Окончательно открыв глаза, Белозеров увидел голубое небо; понял, что жив; ощупал землю, потом себя… Грудь отдавала болью при каждом вдохе; все тело ныло, как одна большая ссадина; голова раскалывалась, точно на лоб давила пудовая гиря.
Он кое-как поднялся, сел…
— Палермо! — вдруг возник перед ним Валерон, — наконец-то, хоть ты очухался. Плохо дело, Палермо! Вставай!..
Но встать он не сумел — ноги не держали, перед глазами плыли круги…
— Ладно, посиди пока, — произнес друг, — и послушай… Ты слышишь меня?
Павел слабо кивнул.
— Плохи дела, — повторил тот, — я, кажется, убил Хлебопёка. И еще четверых завалил — здорово подранил, того и гляди подохнут. Остальные сбежали, попрыгали в машины и смотались.