JК
Русский вираж :: Свиридов Алексей
Страница: 16 из 422Правда, если въедливый китаец спросит, что думает «господин пилот» о реальной боевой эффективности, то тут придется промолчать…
Этому набитому долларами китайцу было бы, конечно, интересно послушать, как эти самые машины в небе Балкан помогли сербамвыстоять против наступления боснийцев и хорватов, вооруженных американской и европейской техникой и поддержанных «миротворческими силами».
Но точно так же, как в Сербии Николаю Морозову было приказано забыть свое имя и откликаться только на позывной Казак, так и теперь он нигде и ни с кем не должен вспоминать о своих боях. Были лишь отчет в одном экземпляре на нумерованных листах с грифом «секретно» для командования части и долгий вечерний разговор с сухощавым мужиком по имени Лев Сергеевич — и все. Больше Николай ни с кем и не вспоминал о той войне — кроме себя самого. Товарищи по эскадрилье лишь заметили, что после странной «командировки» Николай стал сдержаннее и как-то старше.
Со многими юношескими иллюзиями ему пришлось распрощаться — на Балканах Казак повидал и братьев-славян, готовых вцепиться друг другу в глотку, вспомнив распрю столетней давности, и фашиствующих русских, готовых огнем и мечом наводить «правильный новый порядок» хоть в своем доме, хоть в чужом. А еще были русские-мародеры, были расчетливые дельцы всех национальностей…
Для Казака, который всегда верил в изначальное русское благородство, исповедовал идеи славянского братства, это могло стать жизненным крушением, но не стало.
Ведь было и другое — люди, которые, наоборот, поддержали и укрепили его веру. Не словами, не проповедями, а просто своей жизнью, а некоторые — и своей смертью.
Этому набитому долларами китайцу было бы, конечно, интересно послушать, как эти самые машины в небе Балкан помогли сербамвыстоять против наступления боснийцев и хорватов, вооруженных американской и европейской техникой и поддержанных «миротворческими силами».
Но точно так же, как в Сербии Николаю Морозову было приказано забыть свое имя и откликаться только на позывной Казак, так и теперь он нигде и ни с кем не должен вспоминать о своих боях. Были лишь отчет в одном экземпляре на нумерованных листах с грифом «секретно» для командования части и долгий вечерний разговор с сухощавым мужиком по имени Лев Сергеевич — и все. Больше Николай ни с кем и не вспоминал о той войне — кроме себя самого. Товарищи по эскадрилье лишь заметили, что после странной «командировки» Николай стал сдержаннее и как-то старше.
Со многими юношескими иллюзиями ему пришлось распрощаться — на Балканах Казак повидал и братьев-славян, готовых вцепиться друг другу в глотку, вспомнив распрю столетней давности, и фашиствующих русских, готовых огнем и мечом наводить «правильный новый порядок» хоть в своем доме, хоть в чужом. А еще были русские-мародеры, были расчетливые дельцы всех национальностей…
Для Казака, который всегда верил в изначальное русское благородство, исповедовал идеи славянского братства, это могло стать жизненным крушением, но не стало.
Ведь было и другое — люди, которые, наоборот, поддержали и укрепили его веру. Не словами, не проповедями, а просто своей жизнью, а некоторые — и своей смертью.