JК
Неизбежное :: Джин Яна
Страница: 46 из 74ИКАГОРОД ВАШИНГТОН
***
(По случаю скандала с президентским советником,
доплачивавшем проститутке секретами Белого дома…)
В городе, где за “горячую собаку” дерутся с голубями вОроны,
где воробьёв не замечают ни псы, ни голуби и ни ворОны,
где монументами вздымаются не фараоны,
а их детали, – гениталии: бетонный столб – четыре стОроны…
Где есть река, пространство на две сторонЫ
разбившая, и серая, как сер бетон,
которым даже небо выложено тут под тон
томящихся по серому же зданий…
Где слёзы, как река, мутны и, как вода, пресны,
и где они не льются, – выделяются, не вылившись в рыдание…
В престольном городе, – огалстученном, зажилеченном, –
где мужики, залапив сиську бляди,
ликуют, будто это купол Капитолия… Где ради
того, чтоб возбудить её в кровати,
а также чтобы сэкономить деньги, кстати,
советник проститутке приплатил из «ЗАСЕКРЕЧЕНО» –
и сразу возбудил скандал в печати…
Вот в этом городе стою и изумляюсь:
А как он выстоял?
И как – они?
И что хотя бы в эти дни
даёт им силу пересилить собственную душу,
когда она – наперекор расписанному графику –
выбрасывает их нечаянной волной на сушу,
открытую Колумбом детства,
где жирафики,
гоняют "рафики", не создавая трафики
и объезжая завялявшуюся грушу;
на сушу, где сказка не считается ни чушью,
ни даже проявленьем простодушья, –
она является воспоминаньем; где удушья
не существует; где понятье “ожирение”
не может ни глаголом быть, ни существительным:
оно – не представимое явление,
ни в точности, ни приблизительно…
Как содержание сказуемого “ждать”
и подлежащих “полу-человек” и “полу-блядь”.
Чему, кому приcтало приписать
неотвратимость трезвости и бдения;
открытие материка, а в нём гостиничного номера
с советником, кому теперь уж по миру
пойти осталось, материться в адрес проститутки,
продавшей «ЗАСЕКРЕЧЕНО» охотникам за «уткой»;
кому теперь уже висеть в петле
пристало больше, чем носиться на метле
с продажной ведьмой. Хоть она и продала
всего лишь «утку», – не его: ему дала
по чести. Как условились.
***
(По случаю скандала с президентским советником,
доплачивавшем проститутке секретами Белого дома…)
В городе, где за “горячую собаку” дерутся с голубями вОроны,
где воробьёв не замечают ни псы, ни голуби и ни ворОны,
где монументами вздымаются не фараоны,
а их детали, – гениталии: бетонный столб – четыре стОроны…
Где есть река, пространство на две сторонЫ
разбившая, и серая, как сер бетон,
которым даже небо выложено тут под тон
томящихся по серому же зданий…
Где слёзы, как река, мутны и, как вода, пресны,
и где они не льются, – выделяются, не вылившись в рыдание…
В престольном городе, – огалстученном, зажилеченном, –
где мужики, залапив сиську бляди,
ликуют, будто это купол Капитолия… Где ради
того, чтоб возбудить её в кровати,
а также чтобы сэкономить деньги, кстати,
советник проститутке приплатил из «ЗАСЕКРЕЧЕНО» –
и сразу возбудил скандал в печати…
Вот в этом городе стою и изумляюсь:
А как он выстоял?
И как – они?
И что хотя бы в эти дни
даёт им силу пересилить собственную душу,
когда она – наперекор расписанному графику –
выбрасывает их нечаянной волной на сушу,
открытую Колумбом детства,
где жирафики,
гоняют "рафики", не создавая трафики
и объезжая завялявшуюся грушу;
на сушу, где сказка не считается ни чушью,
ни даже проявленьем простодушья, –
она является воспоминаньем; где удушья
не существует; где понятье “ожирение”
не может ни глаголом быть, ни существительным:
оно – не представимое явление,
ни в точности, ни приблизительно…
Как содержание сказуемого “ждать”
и подлежащих “полу-человек” и “полу-блядь”.
Чему, кому приcтало приписать
неотвратимость трезвости и бдения;
открытие материка, а в нём гостиничного номера
с советником, кому теперь уж по миру
пойти осталось, материться в адрес проститутки,
продавшей «ЗАСЕКРЕЧЕНО» охотникам за «уткой»;
кому теперь уже висеть в петле
пристало больше, чем носиться на метле
с продажной ведьмой. Хоть она и продала
всего лишь «утку», – не его: ему дала
по чести. Как условились.