Одиссея (пер. В. В. Вересаева)   ::   Гомер

Стал бы, старик, ты и сам мастерить всевозможные сказки,

Если бы плащ и хитон кто-нибудь тебе дал, чтоб одеться.

Нет, наверно давно уж собаки и быстрые птицы

Кожу содрали с костей у него, и душа отлетела!

Либо он рыбами съеден морскими, а кости на взморье

В месте безвестном лежат, и песком занесло их глубоким.

Так он там и погиб. Друзьям же остались печали

Всем, а особенно мне. Нигде уж иметь не придется

Доброго мне господина такого, куда б ни пошел я, —

Если бы даже к отцу и к матери снова явился

В дом, где я родился, где когда-то был выкормлен ими.

Даже об них я не столько печалюсь, хоть очень хотел бы,

В крае родном побывав, увидать их своими глазами.

Лишь об одном Одиссее тоскую я здесь непрерывно.

Просто по имени звать, хоть и нет его здесь, не дерзаю:

Слишком меня он любил и сердцем болел непрестанно.

Милым его я всегда называю, хоть он и далеко!»

Снова, ему отвечая, сказал Одиссей многостойкий:

«Друг мой! Так как ты все отрицаешь и очень уверен,

Что Одиссей не вернется, и дух твой всегда недоверчив…

Я, однако, не просто скажу, а с великою клятвой:

Он вернется домой! Награду ж за добрую весть мне

Дашь ты, как только вернется обратно и вступит он в дом свой.

Платье прекрасное — плащ и хитон — ты тогда мне подаришь.

Раньше я ничего не приму, хоть и очень нуждаюсь.