Отрыки из бесед   ::   Джин Яна

Пить и есть,

плюс, может быть, латать и плесть

из облаков пушистых ложе

Своё, которое, похоже,

какТы, мельчает и тончает, –

вот всё, что нынче отвечает

Твоим желаниям. И всё же –

вопрос: Скажи, Тебя ведь тоже

грызут сомненья? Сделай честь:

не всё, признай, что в мире есть, –

Твоё. Не всё Тебе пригоже.

Крестом обкручивая шею,

я удаляюсь в ад ко всем его чертям!

Любовь не есть Твоё творенье, – смею

предположить. Твоим чертам лица,

лоснящегося жиром, очертаньям тела,

расстлённого безделием, любовь не шла

и в дни Творения. Она – не дело

Твоё. Любовь – по ту черту добра и зла.

Но Ты, как мужики, чураешься необщих мест

и, как они (за исключеньем…), не берёшь на шею крест.

Любовь – когда тебя высокий поднять стремится над собой,

в разреженную высь, где плещет ветер, как прибой,

который размывает память о том, что глаз узрел окрест.

Чем выше в небо – больше видно внизу земли, хотя детали

уже труднее опознать: ни новостроек, ни развалин.

Не отличить целинной суши от той, что отдана под зданья, –

видней становится зато рисунок мирозданья:

калейдоскопное, случайное собрание

кругов, квадратов и спиралей,

крестов, овалов и диагоналей…

Как если б мир застыл, – забыл, что есть ещё движение,

и загляделся на себя с глупейшим выражением.

(Так женщина, не видевшая зеркала с девичьих лет,

молчит, дорвавшись до него: не верит собственному зренью.