Подсекай, Петруша   ::   Горалик Линор

Через два часа душа заканчивает перечислять имена,

говорит: "Ну-ну",

просит тело открыть окно,

тело шепчет: "Но…",

но душа не слышит, — встаёт, кладёт карандаш,

надевает ботинки и патронташ

и идёт к столу. Ей уготован ужин.

Тело молча стоит над ней, пока она умывает руки,

собирает в папку листки, забывает знаки,

символы, карандаш, торшер, сыновей и жён.

Через три часа душа допивает кровь, заедает телом,

надевает пальто и идёт к порожку,

где они, наконец, расстаются с телом

и неловко присаживаются

на дорожку.

Тело всё сидит, а она уже у калитки, в самом конце дорожки.

* * *



— Что ты можешь мне сказать? — говорит.

— Не могу — болит. Не могу — болит.

— А чего же ты не говоришь? — говорит.

— Не могу — болит. Не могу — болит.

* * *



Камень удерживает бумагу, ножницы вырезают из неё подпись и печать.

Осталось совсем чуть-чуть.

Камень думает: "Ну какой из меня медбрат?

Надо было поступать на мехмат.

Вот опять меня начинает тошнить и качать.

С этим делом пора кончать".

Ножницы думают: "Господи, как я курить хочу!

Зашивать оставлю другому врачу.

Вот же бабы — ложатся под любую печать,

как будто не им потом отвечать".

Бумага думает, что осталось совсем чуть-чуть,

и старается

не кричать.

* * *



В хирургическом пациенты орут, как резаные.