JК
Алая линия :: Свет Яков Михайлович
Страница: 23 из 221Дежурный юнга звонко пропел песню, которой на кастильских кораблях всегда встречали утреннюю зарю:
«Благословен будь свет дневной! Благословен будь Крест святой!»
А затем Колумб медленно прочел «Отче наш» и «Аве Марию», обнажил голову и стал на колени. Губы его шевелились, он повторял слова утренних молитв, и лицо его, бледное и изможденное, осветилось мягкой, совсем детской улыбкой.
А спустя несколько минут все на корабле пришло в движение. Мгновенно (любо-дорого было наблюдать, с какой резвостью выполнялись его приказания) партии матросов отправились на берег за водой и топливом. Мигом из тольды – палубной надстройки, где хранилось всевозможное корабельное добро, – вытащили наружу запасные паруса, пеньковые концы, доски, гвозди.
Еще бы! Кому не по сердцу дорога на родину! И в это ясное утро всем казалось, что Кастилия не так уж далека: путь восвояси всегда милее душе, чем дорога в неведомую даль.
И лишь один человек не радовался решению Колумба. То был паж адмирала, сорванец Педро Сальседо. Бритва еще не коснулась его розовых щек, но сердце у него было стойкое, и страсть к приключениям не остывала в нем ни на один миг. Он грезил о еще не открытых островах и волшебных городах Индии, а тут вдруг такое горе. Адмирал, а Педро не чаял в нем души, надумал возвратиться домой…
Прошло еще четыре дня, и в пятницу 4 января 1493 года на рассвете адмирал моря-океана приказал поднять якоря.
«Благословен будь свет дневной! Благословен будь Крест святой!»
А затем Колумб медленно прочел «Отче наш» и «Аве Марию», обнажил голову и стал на колени. Губы его шевелились, он повторял слова утренних молитв, и лицо его, бледное и изможденное, осветилось мягкой, совсем детской улыбкой.
А спустя несколько минут все на корабле пришло в движение. Мгновенно (любо-дорого было наблюдать, с какой резвостью выполнялись его приказания) партии матросов отправились на берег за водой и топливом. Мигом из тольды – палубной надстройки, где хранилось всевозможное корабельное добро, – вытащили наружу запасные паруса, пеньковые концы, доски, гвозди.
Еще бы! Кому не по сердцу дорога на родину! И в это ясное утро всем казалось, что Кастилия не так уж далека: путь восвояси всегда милее душе, чем дорога в неведомую даль.
И лишь один человек не радовался решению Колумба. То был паж адмирала, сорванец Педро Сальседо. Бритва еще не коснулась его розовых щек, но сердце у него было стойкое, и страсть к приключениям не остывала в нем ни на один миг. Он грезил о еще не открытых островах и волшебных городах Индии, а тут вдруг такое горе. Адмирал, а Педро не чаял в нем души, надумал возвратиться домой…
Прошло еще четыре дня, и в пятницу 4 января 1493 года на рассвете адмирал моря-океана приказал поднять якоря.