JК
Александр Македонский. Пески Амона :: Манфреди Валерио Массимо
Страница: 365 из 398В это время перед его внутренним взором явилось голое тело другого старика, которого он видел золотистым вечером в Коринфе, — Диогена, мудреца с безмятежными глазами, — и душа его смягчилась.
— Дидаскале…— прошептал Александр.
В ответ на это еле теплившаяся в Леониде жизнь, уже угасающая, вспыхнула в последний раз, и учитель открыл глаза.
— Мальчик мой, мне не удалось…— И он обвис в объятиях Александра, бездыханный.
Небо разверзлось над городом и бурным морем — вдруг разразилась гроза с ветром и градом. Но это не охладило ярости битвы: вне порта, среди бушующих волн, тирский флот сошелся в отчаянной схватке с мощными пентерами Неарха, а внутри города защитники сражались за каждый дом, за каждую улицу, бились у дверей своих жилищ до последней капли крови.
К вечеру, когда проглянувшее между туч солнце осветило мертвенно-синие воды, разбитые стены, дрейфующие обломки кораблей и трупы утопленников, последние очаги сопротивления уже были подавлены.
Многие из спасшихся бежали в храмы и там цеплялись за изображения своих божеств, и царь приказал пощадить их. Но невозможно было остановить жажду мщения македонян, обращавшуюся на всех, кто попадался солдатам на улицах.
Две тысячи пленных были распяты на молу, а тело Леонида положили на костер, и потом его прах отослали на родину, чтобы захоронить под платаном, в тени которого летом он обычно давал ученикам свои наставления.
— Дидаскале…— прошептал Александр.
В ответ на это еле теплившаяся в Леониде жизнь, уже угасающая, вспыхнула в последний раз, и учитель открыл глаза.
— Мальчик мой, мне не удалось…— И он обвис в объятиях Александра, бездыханный.
Небо разверзлось над городом и бурным морем — вдруг разразилась гроза с ветром и градом. Но это не охладило ярости битвы: вне порта, среди бушующих волн, тирский флот сошелся в отчаянной схватке с мощными пентерами Неарха, а внутри города защитники сражались за каждый дом, за каждую улицу, бились у дверей своих жилищ до последней капли крови.
К вечеру, когда проглянувшее между туч солнце осветило мертвенно-синие воды, разбитые стены, дрейфующие обломки кораблей и трупы утопленников, последние очаги сопротивления уже были подавлены.
Многие из спасшихся бежали в храмы и там цеплялись за изображения своих божеств, и царь приказал пощадить их. Но невозможно было остановить жажду мщения македонян, обращавшуюся на всех, кто попадался солдатам на улицах.
Две тысячи пленных были распяты на молу, а тело Леонида положили на костер, и потом его прах отослали на родину, чтобы захоронить под платаном, в тени которого летом он обычно давал ученикам свои наставления.