JК
Александр Македонский. Пределы мира :: Манфреди Валерио Массимо
Страница: 155 из 479Великий Царь хотел, чтобы это место соединило в чудесной гармонии проявления всех культур и цивилизаций, составлявших его бескрайнюю державу.
Каллисфен замолчал и обвел взглядом великую столицу, бившуюся в агонии, полыхающие факелами парадизы с редчайшими растениями, привезенными из отдаленных провинций, дворцы и портики, почерневшие от дыма пожаров. Он смотрел на улицы, заполненные солдатами, опьяневшими от резни, насилия и разгула, на заваленные трупами фонтаны, продолжавшие издавать свое грустное журчание, источая окровавленную воду; он смотрел на разбитые статуи, на обрушенные колонны, оскверненные храмы. Потом обернулся к Евмену и увидел в его глазах то же выражение испуга и растерянности.
— Этот необычайный дворец, — продолжил Каллисфен прежним ровным голосом, — назывался Новогодним, потому что Великий Царь приезжал сюда на празднование первого дня года, чтобы утром в день летнего солнцестояния первый чистый луч показавшегося над горизонтом солнца упал ему на лицо и озарил отражающий его взгляд, словно сам царь был новым солнцем. Всю ночь до утра жрецы возносили молитвы, которые становились все громче, настойчивее, поднимаясь к звездам и призывая свет на Великого Царя — на живой земной символ Ахура-Мазды. Все здесь является символом, весь город — символ, и все статуи и барельефы, что ты видишь в этом дворце, — тоже символ.
— И сжигаем мы… тоже символ, — прошептал Евмен.
Каллисфен замолчал и обвел взглядом великую столицу, бившуюся в агонии, полыхающие факелами парадизы с редчайшими растениями, привезенными из отдаленных провинций, дворцы и портики, почерневшие от дыма пожаров. Он смотрел на улицы, заполненные солдатами, опьяневшими от резни, насилия и разгула, на заваленные трупами фонтаны, продолжавшие издавать свое грустное журчание, источая окровавленную воду; он смотрел на разбитые статуи, на обрушенные колонны, оскверненные храмы. Потом обернулся к Евмену и увидел в его глазах то же выражение испуга и растерянности.
— Этот необычайный дворец, — продолжил Каллисфен прежним ровным голосом, — назывался Новогодним, потому что Великий Царь приезжал сюда на празднование первого дня года, чтобы утром в день летнего солнцестояния первый чистый луч показавшегося над горизонтом солнца упал ему на лицо и озарил отражающий его взгляд, словно сам царь был новым солнцем. Всю ночь до утра жрецы возносили молитвы, которые становились все громче, настойчивее, поднимаясь к звездам и призывая свет на Великого Царя — на живой земной символ Ахура-Мазды. Все здесь является символом, весь город — символ, и все статуи и барельефы, что ты видишь в этом дворце, — тоже символ.
— И сжигаем мы… тоже символ, — прошептал Евмен.