Александр Македонский. Пределы мира   ::   Манфреди Валерио Массимо

Я хотел написать ему, что как царь был обязан смириться с вердиктом, но по-человечески мне хочется умереть самому, лишь бы избавить его от этой муки.

Евмен посмотрел на Александра: по щекам царя катились слезы.

— Но моя рука замерла. Тяжкая мысль помешала мне продолжать, и вот из-за этой-то мысли я и собрал вас здесь. Никто из нас не выйдет отсюда, пока мы не примем решения.

— Как отнесется к этому Парменион? Эта мысль тебя мучает, не так ли? — догадался Евмен.

— Да, — признал Александр.

— Он уже отдал за тебя двух сыновей, — снова заговорил секретарь. — Гектора, утонувшего в Ниле, и Никанора, скончавшегося от смертельной раны. А теперь ты подверг пыткам и убил третьего, перворожденного, которым он гордился больше всего.

— Не я! — закричал Александр. — Я возвел его на вторую после себя должность. А судили его за то, что совершил он сам.

Он повесил голову, и прошли долгие мгновения, прежде чем царь тихо проговорил:

— Мы одиноки, отрезаны от всего, что знали прежде! Мы затеряны посреди бесконечной, незнакомой страны, и нам предстоит выполнить дело, которое мы поклялись довести до конца. Любая ошибка в состоянии перечеркнуть все. Она может вернуть силу нашему еще не смирившемуся противнику, который готовит восстание. Она может привести к краху весь поход.