JК
Александр Македонский. Пределы мира :: Манфреди Валерио Массимо
Страница: 410 из 479Я уже ничего не понимаю…
Филипп прошел через лагерь, мимоходом бросив взгляд на Аристандра, продолжавшего жертвоприношения на алтаре, дымящемся в ночи, и подошел к гигантскому баньяну. Там он остановился перед скелетообразной фигурой Калана, погруженного в медитацию.
— Очнись, — грубо окликнул его врач. Калан открыл глаза.
— Наши боги и наша наука бессильны. Спаси Александра, если можешь. А если нет, уходи и больше никогда не возвращайся.
Калан встал — легко, как будто невесомый.
— Где он?
— В своем шатре. Пошли, — ответил Филипп и повел его за собой.
Темнокожий индиец с Филиппом вошел в освещенный лампами царский шатер.
— Погасите все лампы, — велел мудрец твердым голосом. — И оставьте нас наедине.
Все повиновались, а Калан уселся на пятки позади ложа Александра, в темноте уставился на его голову и застыл так, словно окаменел.
Его видели все в том же положении на следующий день и через день. На рассвете четвертого дня Филипп вошел, чтобы сменить повязку и открыть край полога. Омывая в тазике руки перед перевязкой, он вдруг услышал за спиной голос:
— Филипп…
Врач резко обернулся.
— Государь!
Лихорадка отступила, дыхание Александра стало ровным, сердце билось слабо, но ритмично. Филипп прослушал больного — глухое бульканье в груди прекратилось. Он позвал Лептину:
— Сообщи царице. Скажи, что царь пришел в себя. И поскорее свари чашку бульона, его нужно покормить: он истощен.
Филипп прошел через лагерь, мимоходом бросив взгляд на Аристандра, продолжавшего жертвоприношения на алтаре, дымящемся в ночи, и подошел к гигантскому баньяну. Там он остановился перед скелетообразной фигурой Калана, погруженного в медитацию.
— Очнись, — грубо окликнул его врач. Калан открыл глаза.
— Наши боги и наша наука бессильны. Спаси Александра, если можешь. А если нет, уходи и больше никогда не возвращайся.
Калан встал — легко, как будто невесомый.
— Где он?
— В своем шатре. Пошли, — ответил Филипп и повел его за собой.
Темнокожий индиец с Филиппом вошел в освещенный лампами царский шатер.
— Погасите все лампы, — велел мудрец твердым голосом. — И оставьте нас наедине.
Все повиновались, а Калан уселся на пятки позади ложа Александра, в темноте уставился на его голову и застыл так, словно окаменел.
Его видели все в том же положении на следующий день и через день. На рассвете четвертого дня Филипп вошел, чтобы сменить повязку и открыть край полога. Омывая в тазике руки перед перевязкой, он вдруг услышал за спиной голос:
— Филипп…
Врач резко обернулся.
— Государь!
Лихорадка отступила, дыхание Александра стало ровным, сердце билось слабо, но ритмично. Филипп прослушал больного — глухое бульканье в груди прекратилось. Он позвал Лептину:
— Сообщи царице. Скажи, что царь пришел в себя. И поскорее свари чашку бульона, его нужно покормить: он истощен.