JК
Асканио :: Дюма Александр
Страница: 31 из 119Дедал
Бенвенуто пошел домой вместе с Асканио несколько встревоженный: не ранами, которые ему нанесли, – они были легкие и на них он не обращал внимания, – а тем, что произошло. Полгода назад он отправил к праотцам Гасконти, убийцу своего брата, но избежал кары благодаря покровительству папы Климента VII; кроме того, смерть убийцы как бы была возмездием. Но теперь, когда покровитель Бенвенуто умер, положение стало более затруднительным.
Об угрызениях совести, конечно, не было и речи. Да не составит читатель плохого мнения о нашем достойном мастере, который, убив одного, точнее, двух, а может быть; и трех человек, если хорошенько покопаться в его жизни, – весьма опасался сторожевого дозора, но отнюдь не страшился гнева господня.
Ибо в 1540 году нашего летосчисления этот человек был для своего времени обыкновенным человеком, как и все, по выражению немцев. Да это и понятно. В те времена люди не страшились смерти и сами убивали хладнокровно; мы и теперь смелы, но наши предки были отважны до дерзости; мы люди зрелые, они же были молоды. В те времена люди были так щедры, что совершенно беззаботно теряли, давали, продавали и отнимали жизнь.
Жил-был один писатель, на которого долго возводили клевету, имя которого было синонимом вероломства, жестокости – словом, всего, что означает низость, и только в XIX веке, самом беспристрастном из всех веков в истории человечества, этого писателя, великого патриота и отважного человека, оправдали.
Бенвенуто пошел домой вместе с Асканио несколько встревоженный: не ранами, которые ему нанесли, – они были легкие и на них он не обращал внимания, – а тем, что произошло. Полгода назад он отправил к праотцам Гасконти, убийцу своего брата, но избежал кары благодаря покровительству папы Климента VII; кроме того, смерть убийцы как бы была возмездием. Но теперь, когда покровитель Бенвенуто умер, положение стало более затруднительным.
Об угрызениях совести, конечно, не было и речи. Да не составит читатель плохого мнения о нашем достойном мастере, который, убив одного, точнее, двух, а может быть; и трех человек, если хорошенько покопаться в его жизни, – весьма опасался сторожевого дозора, но отнюдь не страшился гнева господня.
Ибо в 1540 году нашего летосчисления этот человек был для своего времени обыкновенным человеком, как и все, по выражению немцев. Да это и понятно. В те времена люди не страшились смерти и сами убивали хладнокровно; мы и теперь смелы, но наши предки были отважны до дерзости; мы люди зрелые, они же были молоды. В те времена люди были так щедры, что совершенно беззаботно теряли, давали, продавали и отнимали жизнь.
Жил-был один писатель, на которого долго возводили клевету, имя которого было синонимом вероломства, жестокости – словом, всего, что означает низость, и только в XIX веке, самом беспристрастном из всех веков в истории человечества, этого писателя, великого патриота и отважного человека, оправдали.