JК
Белая волчица князя Меншикова :: Духова Оксана
Страница: 131 из 241В леса бы сбежать, к Озеру прозрачному, Священному, да завыть протяжно ночью лунной, катаясь в серебре росы, броней травинки укрывшей…
Немало потрудились в Кремле, запущенном и грязном. Помост деревянный, словно эшафот гигантский проложили. Языками крови сукно красное бежало. Кровь укрывает привычные грязь и скаредность. Да и место мое лобное – собор Успенский – зело красиво изукрасили. Бархат, золото, камни драгоценные кресел, ковры персидские, золотая дорожка парчовая от царского места к Святым вратам – все сияло, все горело восточной роскошью. Клетка для волка золотая, чтоб тоску красотой внешней прикрыть. Как же, казнь во власть мирскую должна радовать взгляд толпы праздношатающейся, создавая иллюзию всемогущества счастья.
На рассвете мая седьмого дня пушка грянула сигнальная со стены кремлевской. Вскинули гвардейцы мушкеты и палаши «на караул». Зазвучали трубы и барабаны, зазвонили колокола во всех церквях и монастырях Первопрестольной, орудия городские залпы произвели, расстреливая истекающую кровью вольную волюшку мою – пора, пора настала выйти подле Темного Императора на крыльцо Красное. Князь рассказывал мне давеча, что с места сего Темный Царь сорок два года назад ровнехонько с ужасом смотрел на беснующуюся толпу стрельцов и лес колышущихся и сверкающих бердышей. Я чувствую, Пиотрушка и ныне напряжен, едва головой не дергает судорожно.
Немало потрудились в Кремле, запущенном и грязном. Помост деревянный, словно эшафот гигантский проложили. Языками крови сукно красное бежало. Кровь укрывает привычные грязь и скаредность. Да и место мое лобное – собор Успенский – зело красиво изукрасили. Бархат, золото, камни драгоценные кресел, ковры персидские, золотая дорожка парчовая от царского места к Святым вратам – все сияло, все горело восточной роскошью. Клетка для волка золотая, чтоб тоску красотой внешней прикрыть. Как же, казнь во власть мирскую должна радовать взгляд толпы праздношатающейся, создавая иллюзию всемогущества счастья.
На рассвете мая седьмого дня пушка грянула сигнальная со стены кремлевской. Вскинули гвардейцы мушкеты и палаши «на караул». Зазвучали трубы и барабаны, зазвонили колокола во всех церквях и монастырях Первопрестольной, орудия городские залпы произвели, расстреливая истекающую кровью вольную волюшку мою – пора, пора настала выйти подле Темного Императора на крыльцо Красное. Князь рассказывал мне давеча, что с места сего Темный Царь сорок два года назад ровнехонько с ужасом смотрел на беснующуюся толпу стрельцов и лес колышущихся и сверкающих бердышей. Я чувствую, Пиотрушка и ныне напряжен, едва головой не дергает судорожно.