Боярин   ::   Гончаров Олег

– Ой! – вскрикнула княжна.

А жена на меня руками замахала:

– Уходи, сынок, поскорей. Нельзя тебе здесь. Вон, видишь, как Кощей ругается. Мать-Рожаница нас защитит, а тебя костлявый не помилует.

– Матушка…

– Уходи! А Малу передай, чтоб мысли дурные из головы выкинул…

Хотелось мне через Любаву с матерью побеседовать. О своем житье-бытье поведать. Про жизнь мою, про жену, про отца рассказать, но, видимо, не судьба.

– Прости, Господи Иисусе, мою душу грешную, – услышал я княгиню, когда тихонечко к двери отступал.

И, уже уходя, заметил, как Любава ворона обезглавила и кровью его стала Преславу обмазывать.

– Что там у них деется? – спросил меня гридень, когда я дверь за собой поплотнее прикрыл.

– Там дела государственные решаются, – ответил я воину. – Княгиня велела никого не пускать.

Долго мне пришлось жену дожидаться. Вышел я из терема, у крыльца постоял, а потом на конюшню заглянул. С Кветаном повидался, за жизнь поговорили, хмельного откушали, а я все никак от увиденного и услышанного в горнице княжеской отойти не мог. Через Любаву с матушкой через столько лет свиделся. Такое сразу не отпускает – и жуть берет, и на сердце радостно. А еще слова матушкины меня встревожили. Об отце она пеклась. Как домой вернемся, я с ним поговорю. Понять он должен, что одиннадцать лет минуло со дня позора нашего, переменилось многое, и старые обиды позабыть пора. Нельзя вперед идти, коли прошлое на ногах гирей пудовой висит.