Боярин   ::   Гончаров Олег

События, лица, победы и поражения, радость и печаль, словно бусины на нитку, нанизывать стал. А еще я отца понял. Каково же ему было целых одиннадцать лет лишь прошлым жить? Не знать, что за стенами узилища делается. Только одной мыслью себя согревать – мечтой о воле и мести за заточение свое.

Ох, отец…

Уже по ночам подмораживать стало, когда ко мне впервые кто-то, кроме Душегуба, заглянул. Пригляделся к вошедшему – Претич пожаловал.

– Фу-у-у! – скривился он. – Ну и вонища. Ты тут живой, Добрыня?

– Жив, как видишь, – отозвался я и испугался собственного голоса.

Отвык я от него, и теперь он мне чужим показался.

– Ты только близко ко мне не подходи, – говорю. – Завшивел я совсем. Какой уж месяц не мылся. Исподнее истлело, и чешусь до крови.

– Ну, это дело поправимое. Пошли-ка за мной. Сейчас мы тебя в бане попарим да в людское обличье возвернем.

– А Ольга тебя не заругает?

– Небось, обойдется, если ты, конечно, меня не выдашь, – сказал Претич.

– А Душегуб?

– Пусть только попробует языком лавяжить. Я ему все кости переломаю. Так ведь, лиходей? – оглянулся он.

– Не изволь беспокоиться, боярин, – из темноты коридора послышался голос ката. – Что ж я, не понимаю совсем?

– То-то же, – сказал Претич. – Пойдем, Нискинич.

И я пошел за ним следом.

Из подклетей выбрался, воздух морозный вдохнул. Вкусный он, воздух-то. А на небе звезды в кулак и Млечный Путь от окоема до окоема.