Боярин   ::   Гончаров Олег

Узду он покорно принял, но стоило мне на хребтину конскую потникположить, такие выкрутасы выделывать начал, так брыкался, что, если бы не станина рогатая, зашиб бы меня до смерти. Не дал я ему воли: седло быстро накинул, подпруги подтянул, вскочил на спину да повод в кулак зажал.

– Отпускай, – велел Гостомыслу, а коньку шепнул: – Давай посмотрим, кто кого.

Не привык жеребец к подобному обращению – вольным смолоду ходил, а тут вдруг такая напасть. Лишь только голова его из станины высвободилась, он вперед скакнул, на дыбки взвился, копытами замолотил, а потом вдруг на бок повалился. Я едва успел на землю соскользнуть. Вставать жеребец начал, а я уже снова в седле. Рванул он к лесу, но я его на самом краю поляны удержать сумел. Повод натянул так, что конь нижней губой к груди придавился. Захрипел он от боли, попятился, на круп присел, боком пошел, а потом завертелся на месте, скинуть меня попытался. Рвался он из-под меня, шею дугой изгибал, все за ногу цапнуть норовил, только я ему спуску не давал. Коли уж всучили мне его ведуны, значит, в моем он праве. Все губы коню трензелями изорвал да по храпу пару раз ногой двинул, когда зубяками своими он мне чуть коленку не откусил.

– У, волчья сыть! – изругался я на жеребца, и вдруг пропал у меня задор.

Горько так на душе стало, что чуть слезы из глаз не брызнули. Соскочил я с коня, на землю повалился, в траву густую лицо спрятал – мужикам же плакать негоже. И тут чую, что меня по волосам кто-то погладил. Ласково так, словно матушка в детстве.