JК
Боярин :: Гончаров Олег
Страница: 83 из 486Если сбежит, я с тебя все одно свою долю возьму.
– Не сбежит, – покачал головой Ильяс.
– Ладно, – Искандер нехотя отдал камень и кошель Косоглазому.
Так я в рабстве булгарском оказался. Целый месяц меня в яме вонючей продержали. Зинданом она у них называется. Я сразу смекнул, что здесь лучше не рыпаться, а продолжать дурачком прикидываться. Потому тихо сидел, как мышка. Только про коровку порой вспоминал, и за это меня били, а то и грязью сверху ради смеха кидались. Били, правда, несильно. То ли жалели безумного, то ли товар не хотели портить. Принимал я побои безропотно, словно не замечал их. Вскоре все на Ильясовом подворье поверили, что я головой ушибленный, тихий безобидный дурачок, над которым измываться грешно, и на время оставили меня в покое.
Кормили меня исправно. Не княжий разносол, но выжить можно было. Не хотел Ильяс, чтобы я с голоду помер. С мертвого прибыли не будет, вот и берег. Опаршивел я в грязище этой, все боялся лихоманку какую-нибудь подхватить. Не уберегся, заболел. Кашлял, и жаром жгло. Тогда меня впервые на волю выпустили, наверх подняли.
А наверху зима лютовала. Снегом двор Косоглазого припорошило, и я так в зиндане кости проморозил, что зуб на зуб у меня не попадал.
В барак пустой меня перевели, на ночь кобеля рядом привязывали. Я первые три ночи совсем не спал, все боялся, что псина с привязи сорвется. Обошлось, слава Даждьбоженьке.
Сторожу базарному за мной приглядывать поручили.
– Не сбежит, – покачал головой Ильяс.
– Ладно, – Искандер нехотя отдал камень и кошель Косоглазому.
Так я в рабстве булгарском оказался. Целый месяц меня в яме вонючей продержали. Зинданом она у них называется. Я сразу смекнул, что здесь лучше не рыпаться, а продолжать дурачком прикидываться. Потому тихо сидел, как мышка. Только про коровку порой вспоминал, и за это меня били, а то и грязью сверху ради смеха кидались. Били, правда, несильно. То ли жалели безумного, то ли товар не хотели портить. Принимал я побои безропотно, словно не замечал их. Вскоре все на Ильясовом подворье поверили, что я головой ушибленный, тихий безобидный дурачок, над которым измываться грешно, и на время оставили меня в покое.
Кормили меня исправно. Не княжий разносол, но выжить можно было. Не хотел Ильяс, чтобы я с голоду помер. С мертвого прибыли не будет, вот и берег. Опаршивел я в грязище этой, все боялся лихоманку какую-нибудь подхватить. Не уберегся, заболел. Кашлял, и жаром жгло. Тогда меня впервые на волю выпустили, наверх подняли.
А наверху зима лютовала. Снегом двор Косоглазого припорошило, и я так в зиндане кости проморозил, что зуб на зуб у меня не попадал.
В барак пустой меня перевели, на ночь кобеля рядом привязывали. Я первые три ночи совсем не спал, все боялся, что псина с привязи сорвется. Обошлось, слава Даждьбоженьке.
Сторожу базарному за мной приглядывать поручили.