Царица Сладострастия   ::   Дюма Александр

— Вы моя мать, и я счастлив этим, сударыня, — сказал он ей тоном, в котором впервые почтение отступило перед решимостью, — но вы остаетесь регентшей только потому, что мне еще не угодно править самому. Я совершеннолетний с четырнадцати лет и объявляю вам, что последний из приведенных вами доводов более не играет роли.

Герцогиня смотрела на него с ужасом.

— Ах, вот оно что! — произнесла она. — Что все это значит?

— Это значит, сударыня, что я не желаю жениться на инфанте, коль скоро вы об этом спрашиваете; это значит, что я не хочу покидать подданных, ибо они любят меня и я люблю их; это значит, что землями, передающимися по наследству в Савойском доме, должен управлять старший в роду, и я не нарушу своего долга по отношению к моему роду.

— Но, сын мой, это ведь прекрасный союз, о котором можно только мечтать: исполнились мои самые заветные желания; я не понимаю вашего сопротивления; вы впервые так говорите со мной. Бунтарство вам не свойственно, оно исходит не от вас.

— То, что вы называете бунтарством, сударыня, я называю своим правом, и никто не внушал мне его: оно исходит от меня и ни от кого другого. Вы помните, как в двухлетнем возрасте я сам надел на себя цепь ордена Благовещения, не ожидая, пока мне ее дадут. Так вот тот ребенок стал теперь молодым человеком, и этим все сказано.

— Но Франция, сударь!.. Людовик Четырнадцатый!.

— Сударыня, вы француженка и питаете к Людовику Четырнадцатому больше уважения, нежели это подобает герцогине Савойской.