Дитя Одина   ::   Северин Тим

Два заполненных водой трупа вспыли спинами вверх, а третий потерял слишком много сил, чтобы проплыть последний отрезок пути, вскинул руки и исчез из виду.

Увидев, как он утонул, я понял, что с раненой рукой не доплыву до ждущих судов. И я побрел обратно к земле, и боги сделали так, что меня никто не тронул. Промокший насквозь, дрожа от холода и ужаса, я выбрался на берег и, как раненый зверь, огляделся в поисках убежища, где мог бы укрыться от врагов. В половине склона я увидел заросли кустарника на опушке леса, выходившего на поле боя. Умирая от усталости, я дотащился до этого укрытия, на последней сотне шагов едва дыша от изнеможения и страха, что меня обнаружат. Но ничего не случилось, и, добравшись до зарослей, я не остановился, а побрел дальше, пока не наткнулся на колючие кусты. Я упал на колени и пополз, прижимая раненую руку к груди, — так лисица с перебитой в капкане лапой ищет спасения. Углубившись в самую чащу, я рухнул и лежал, стараясь отдышаться.

Наверное, какое-то время я лежал без сознания, пока в мое бесчувствие не проникли звуки пения, и я решил, что это обман слуха. Я слышал звуки гимна, который моя бабка, жена Эйрика Рыжего, пела в Хижине Белого Зайца в Гренландии. Потом звук повторился, но пела не женщина. Это был мужской хор. Я прополз несколько шагов вперед и увидел, что мое убежище не столь глубоко и потаенно, как я думал. Кусты неширокой полосой окаймляли опушку леса. За ними начиналась молодая дубрава. Между стволами оставались широкие открытые пространства, и ближайший ко мне ствол мог показаться колонной какого-то храма, ибо на лесной подстилке стоял большой переносный алтарь.